Арт

«Толерантность» в Купаловском: «приговор» или провокация?

2301 Таня Артимович

Сцена из спектакля «Толерантность». Фото: Екатерина Артименя, Культпросвет

 

В Национальном театре имени Янки Купалы — премьера: спектакль «Толерантность» по пьесе Ясмины Реза «Бог резни» в постановке художественного руководителя театра Николая Пинигина. Накануне вышел целый ряд материалов, которые анонсировали спектакль. Главной интригой стало заявление режиссера о том, что он поместил сюжет пьесы в глобальный контекст, что для беларусского государственного театра, который, скорее, всячески «избегает» актуальных тем, вполне себе вызов.

Как глобальность репрезентирована на ведущей сцене страны? Каким образом режиссер посмотрел во «вне» и что там увидел? «Толерантность» в спектакле — это «приговор» или провокация?

Ясмина Реза — одна из самых популярных драматургов современности, чьи пьесы поставлены во многих мировых театрах, в первую очередь, из-за своей — по-хорошему — лаконичности. Через мастерски выписанные диалоги и ироничный взгляд, Реза описывает современного европейца/европейку из вполне себе благополучной среды, чтобы показать, что часто скрывается за этими «благополучными» фасадами. Одиночество, непонимание, нетерпимость, растерянность, утрата ценностных ориентиров, усталость — Реза работает методом микросоциологии, когда через частный случай рассказывает об общих симптомах современности. Возможно, поэтому ее пьесы так популярны — без провокации, вычурности и сложных кодов.

«Бог резни» написана в 2007 году, через два года пьеса была названа «лучшей комедией сезона 2008 года в Лондоне» и получила театральную премию Лоренса Оливье. Поставлена на многих сценах мира, в том числе сыграна такими актерами как Изабель Юппер, Джеффом Дэниэлсом, Хоупом Дэвисом, а в 2011 году Роман Полански снял одноименный фильм, в котором сыграли Кейт Уинслет, Кристоф Вальц, Джоди Фостер и Джон Си Райли.

Сюжет пьесы не замысловат. Сыновья-подростки из двух семей среднего класса подрались. Для того, чтобы разрешить ситуацию, супруги Рей приходят к супругам Валлон, чей сын оказался «пострадавшим» — остался без двух зубов. На протяжение полутора часов — действие разворачивается в режиме реального времени — семьи пытаются договориться. Видимых препятствий к этому нет, но выясняется, что у них есть непроговоренные претензии друг к другу — как между семьями, так и внутри супружеских отношений.

Так, например, Ален Рей, адвокат фармацевтической компании, продающей сомнительного качества лекарства, считает, что воспитанием сына должна заниматься его супруга Аннета, которая долгие годы молча соглашалась с таким распределением ролей. Мишель Валлон ночью выбросил на улицу любимого хомячка своей дочери, потому что животное производит ночью слишком много шума. Деталь за деталью  — и возникает портрет средней, как ее видит драматург, французской семьи, чье моральное благополучие ставится ею под сомнение. За внешней артикуляцией «ценностей» и «морали» скрывается равнодушие и формальное уважение. Причинами проблем детей являются их родители.

Пьеса «Бог резни» представляет собой отличный актерский материал, и в стильной сценографии художника Руслана Вашкевича, вполне могла бы вписаться в существующий репертуар Купаловского театра, один вектор которого направлен на репрезентацию национальной драматургии, а другой ориентирован на пьесы легкого жанра как коммерческой составляющей. О такой репертуарной политике Николай Пинигин заявил еще несколько лет назад, когда вступил в должность художественного руководителя.

Но Пинигин решил подойти к пьесе концептуально и создать свою собственную версию известной пьесы, расширяя границы ее прочтения и смещая идейные акценты.

Николай Пинигин на репетиции спектакля «Толерантность». Фото: Екатерина Артименя, Культпросвет

 

Поднимается занавес, зритель попадает в пространство квартиры: «бесконечный тупик геометрических диагоналей Хоппера», как ее характеризует художник Руслан Вашкевич. Сверху — два экрана. На одном экране зритель наблюдает за актуальными мировыми новостями, которые без звука сопровождают весь спектакль: кризис мигрантов, мелькающая фигура Ангелы Меркель, драки в парламентах, гей-прайды, матчи женского футбола. На другом появляется прямая трансляция (ракурс сверху) того, что происходит на сцене.  На фоне глобальных событий вся эта семейная история превращается в банальное реалити-шоу, а личные истории героев становятся жалкими и нелепыми. Сочувствуешь детям таких родителей — в этом и заключался основной посыл пьесы.

Но Пинигин дописывает сюжет — неожиданно и провокационно. Раздвигаются двери, супруги Рей покидают квартиру. Вероника и Мишель Валлон надевают фартуки и начинают убирать со стола, ставя на него новые блюда. Через минуту в эти двери входят две арабские семьи, садятся за стол и перед трапезой обсуждают своих родных и близких, которые вскоре должны приехать в Париж. Уже в ролях официантов супруги Валлон замирают по обе стороны двери.

Финал вызывает недоумение: слишком лобовым и плоским кажется подобное высказывание. То ли это будущее, которое режиссер пророчит жителям континента Европа, — если что?

Сцена из спектакля «Толерантность». Фото: Екатерина Артименя, Культпросвет

 

Николай Пинигин известен как мастер работы с беларусскими культурными кодами. Его спектакли по Винценту Дунину-Мартинкевичу — «Идиллия» и «Пинская шляхта» — стали энциклопедиями беларусской культуры, а «Тутэйшыя» Янки Купалы считаются легендой современного беларусского театра. Именно поэтому с первых минут спектакля начинаешь искать параллели с беларусским контекстом, где толерантность артикулируется как один из стереотипов общества. И не находишь, хотя проблемы семейного института и человеческих отношений оказываются идентичными.

Но если происходящее где-то там не присваивается контексту, то есть не становится универсальным, а остается где-то там — это либо признак художественной беспомощности, либо подчеркивает абсолютную оторванность от мирового интеллектуального пространства. Неужели режиссер и правда уверен в том, что он может объективно рассказать о тех процессах, которые трясут современную Западную Европу?

А Европу трясет. Не только из-за потока мигрантов, который для многих западных европейцев стал как раз проверкой на прочность ценностей и импульсом для обнаружения собственных границ толерантности. Тут и переосмысление своего имперского прошлого, когда бывшие колонии заговорили (отнюдь не случайно в пьесе возникает образ Африки, специалисткой по которой является Вероника Валлон). И включение в концепт европейского нарратива историй стран бывшего социалистического лагеря — а процесс этот, как бы нам, находящимся «по эту сторону стены», не хотелось, только начался. Тут мы можем мыслить себя как угодно, но где-то там мы остаемся такими же чужими, как и те, кого режиссер садит за стол в финальной сцене.

Пинигин говорит о том, что у Ясмины Реза есть предчувствие заката Европы. Но парадоксальность подобной интерпретации пьесы заключается в том, что сама драматург родилась в еврейской семье мигрантов: отец сбежал во Францию после Октябрьской революции, а венгерка-мать покинула Венгрию после образования Венгерской Народной Республики. Правда, акцент в спектакле ставится не на мигрантах вообще. И об этом заявил режиссер в своем предварительном интервью. Его беспокоит терроризм под лозунгом «Аллах Акбар!», а также тот факт, что мигранты-мусульмане требуют признания своей религии в рамках Европы:

«Я не против мусульманства, я говорю о том, что происходит в связи с колоссальной террористической угрозой. Если рухнет христианская Европа, это будет катастрофа. Я не против других национальностей — я говорю именно о терроризме. Вот к чему привел мультикультурализм, толерантность. Вот об этом спектакль».

Спектакль мог стать пространством для размышлений, в котором, в первую очередь, рассказывалось бы не о том, как мы себе тут представляем их события, с готовыми ответами и воспроизводством стереотипов. Именно на подобных настроениях к власти и приходят ультра-правые партии. А не рухнет ли христианская Европа как раз тогда, когда терроризм станет синонимом мусульманства?

Возможно, нам тут сложно понять, почему Ангела Меркель три года назад сказала, что «ислам принадлежит к Германии». После волны терактов в Германии на улицы городов вышли мусульмане с лозунгами о том, что  ислам — это не терроризм. Они опасались антимусульманских настроений в «христианской» Европе, и не напрасно.

Тогда зачем режиссер выбрал именно эту пьесу? Увидел ли он на этом примере деградацию института европейской семьи и упадок морали? На такой вопрос наталкивает образ мусульманской семьи в спектакле, где мужчины подчеркнуто уважительны не только друг к другу, но и к своим женам. Утверждает ли режиссер через подобный «контраст» формат патриархальной семьи как основы, а процессы эмансипации в Западном мире как псевдоосвобождение, которое приведет лишь к краху «европейских ценностей»?

Рассуждая о стратегиях художников, философ Вальтер Беньямин говорит о том, что автор не должен комментировать свою работу — сама ситуация, контекст создают комментарий. С такой перспективы, можно было бы предположить, что возможно Николай Пинигин решил спровоцировать зрителей, возмутить их, заставить самим обнаружить границы своей толерантности и прислушаться к тому, что происходит у соседей. Но, к сожалению, прокручивая спектакль в воображении вновь и вновь, перечитывая интервью режиссера, понимаешь, что нет.

Это тот случай, когда слова значат то, что они значат. И если режиссер говорит о том, что «европейские семьи сейчас одного ребенка еле-еле рожают, а люди из мусульманских стран рожают по 10-15 детей, никак не интегрируются в общество, строят мечети» или что «с улиц там [во Франции] просто исчезли европейские люди», то он действительно так думает. И это можно было бы считать его правом, если бы не тот факт, что такое высказывание транслируется на ведущей сцене страны и не имеет альтернативы в другом государственном театре. А значит, берет на себя функцию единственной репрезентации, таким образом симптоматично обнаруживая невидимые стены, которыми до сих пор Беларусь отделена от европейского горизонта.

В 2013 году в Галерее современного искусства «Ў» состоялась выставка «На Западе от Востока», которая являлась частью большого проекта «Europe (to the power of) n» (Европа разрастающаяся). Основной задачей этого проекта, по словам кураторки Барбары Штайнер, которая тогда приезжала в Минск, было задаться вопросом о европейскости: что представляет собой Европа сегодня? Где начинается Европа, где заканчивается, кто принадлежит к Европе, а кто — нет? Барбара Штайнер тогда упомянула историка Жан-Баптиста Дюроселя, по мнению которого «человеческое достоинство и разум — это то, что можно найти в разных странах мира. Это не исключительно европейская ценность». Сама кураторка отмечала, что ее в проекте заинтересовала «в высшей степени неоднородное бытие Европы, в определенной степени шизофреническое бытие Европы, ее неровные края… Потому что Европа многообразна и плюралистичная, потому что прошлое Европы сложно и имеет массу противоречий».

Подобных проектов с посылом переосмысления концепта Европы в последнее десятилетие происходит много. Созрела необходимость, возник запрос. Беларусь в этих проектах фактически отсутствует. В том числе — из-за внутреннего сопротивления открываться новым нарративам и расстаться с удобными «правильными» ответами.

Европа для европейцев? Что-то подобное уже в мировой истории звучало. Правда, мультикультурной Беларуси в этом сюжете отводилась совсем не-европейская роль.

Читайте дальше:

«Ты славянка и христианка, для тебя это просто страшная сказка»

Мигрантский кризис. Как справляется Европа

Комментировать