Арт

Шекспир на сцене Купаловского: фэнтэзи получилось. А что еще?

1131 Таня Артимович

Фрагмент спектакля «Сон у купальскую ноч». Фото: пресс-служба НАДТ им. Янки Купалы

 

Национальный академический театр имени Янки Купалы открыл новый сезон постановкой пьесы Шекспира «Сон в летнюю ночь» — в сценической версии «Сон у купальскую ноч». Перевод на беларусский язык принадлежит поэту Алесю Рязанову. Постановку осуществил режиссер из Санкт-Петербурга, обладатель многих театральных наград — Андрей Прикотенко.

Спектакль анонсировался как фэнтэзи, препарирующее любовь. О лирическом прочтении комедии Шекспира говорил и сам режиссер во время творческой встречи. По его словам, на выбор материала повлиял тот факт, что его бабушка родом из Беларуси, поэтому он испытывает ностальгические чувства к малой родине. Пьеса Шекспира вдохновила Андрея Прикотенко своей сказочностью и лиричностью, появилось желание сделать спектакль о красоте.

Ставить Шекспира сегодня — задача виртуозная. Не только потому, что постановок и экранизаций десятки тысяч, а значит режиссеру нужно ломать голову, как создать оригинальную версию, удивить или переосмыслить. Вызовом представляется сам шекспировский текст, который для современников может оказаться неподъемным — персонажи говорят много, долго и витиевато. Сюжеты актуальны, но восприятие того языка стало недоступным, изменились его инструменты. Исследователи Шекспира предполагают, что его герои так много разговаривают, потому что хотят добиться своей цели — через слово. Сегодня мы уже не слушаем, мы — смотрим. Поэтому ведущую роль в спектакле Андрея Прикотенко играет изображение, в том числе и самого текста.

Уже во время перевода, в процессе репетиции произошел разрыв с оригиналом, его сокращение и адаптация. Но этого мало: постановщик вместе с художником Ольгой Шаишмелашвили в прямом смысле визуализируют текст, демонстрируя отдельные его фрагменты в двух языковых версиях на многочисленных плоскостях-экранах. Действие разворачивается внутри прозрачного куба. Актеры оказываются тотально поглощены этим текстом, находятся внутри него, как объекты в инсталляции. Происходит освобождение от большой литературы с одновременным визуально-аудиальным восхищением от ее красоты.

Необходимо отдать должное переводу Алеся Рязанова. Оригинальный английский язык Шекспира — это особенный английский, архаичный, поэтичный, сложный для восприятия. Язык в его пьесах выполняет, скорее, ритуальную функцию, нежели является способом передачи фабулы. Исключения составляют прозаические диалоги, которые вносят в высокие трагедии и комедии Шекспира интонацию повседневности.

Пьеса «Сон в летнюю ночь» сверхпоэтична. Этого требует сам сюжет, который разворачивается в сказочном эльфийском лесу. Шекспир в версии Алеся Рязанова максимально сохраняет мистическую авторскую интонацию. Кажется, что Шекспир должен звучать только так: слова как заклинания, как музыка, как ритуал.

Композитор спектакля Иван Кушнир, по словам режиссера, сразу обратил внимание на особенность звучания беларусского текста и его близость к оригиналу. Безусловно, важную роль в переводе сыграл тот факт, что Алесь Рязанов выдающийся поэт, и это был диалог двух мощных авторов. Результатом чего стал «Сон у купальскую ноч».

Благодаря техническим возможностям Купаловского театра (после реконструкции он оснащен современным оборудованием, аналогов которого нет в стране), спектакль получился мультимедийно зрелищным. На стенках прозрачного куба демонстрируются анимированные проекции (видеоконтент готовили Глеб Куфцерин и Михаил Митьков) и крупные планы артистов, снятые в режиме живой съемки. Выстроена фантасмагорическая световая партитура (Николай Сурков).

К формальной современности отсылает использование гаджетов: одним из персонажей становится айфон, который играет роль магического цветка. Эльфы перемещаются на мерцающих гироскутерах и исполняют реп. Действо в отдельных моментах завораживает. Андрею Прикотенко вместе с постановочной командой удалось воплотить на сцене фэнтэзи, способное конкурировать с кино.

В российском и западном театре мультимедийными спектаклями никого не удивишь. У нас пока это еще смотрится «свежо», но за последние годы анимированная графика, живая видеосъемка, киноприемы, пусть и не такие дорогие, как в Купаловском театре, активно внедряются в театральные постановки. Здесь, скорее, вопрос бюджета и возможностей, чем желания. Парадоксальным образом Андрей Прикотенко оказался первым режиссером, кто максимально освоил техническое оснащение Купаловского: подобной мультимедийной постановки в репертуаре театра не было.

Но для современного звучания всего этого оказывается недостаточно. С середины спектакля технические приемы иссякают, и финал по-зрелищности проигрывает началу, хотя ожидается как раз сверхмощная кульминация в духе Цирка дю Солей. Уж если делать шоу, то играть его до конца. Возможно, режиссер такой задачи перед собой не ставил. Но визуальная сторона доминирует. Концептуальных поворотов и неожиданных прочтений любви — «операции» над ней — в спектакле нет.

Фабула пьесы построена на любовных перипетиях. Шекспир придумал сюжет, в котором можно проследить, как романтическая любовь возникает, что собой представляет неразделенная любовь, откуда и почему она, а также как любовь трансформируется в длительных отношениях. Эта история органично представляется в современных декорациях, но синхронизация с тут и теперь возникает в тот момент, когда знакомый сюжет вдруг обрастает актуальными контекстами — экономика любви, например, или ее политика, или эмансипация и т.д. Все те новые измерения, которые позволяют по-новому переосмыслить хорошо известное, остраниться.

Безусловно, режиссер имеет право на свое лирическое высказывание, где ультра-красиво рассказывается о любви воображаемой, абстрактной любви, апроприированной сегодня, скорее, мелодрамой. Иногда в спектакле проскальзывают интонации пародии на эту мелодраму. Так, любовные дуэты — Гермия (Марта Голубева), Деметрий (Павел Остроух), Лизандр (Михаил Свита) и Елена (Антонина Дуботовка) говорят о любви откровенно пафосно, с интонацией, которая отсылает к телевизионным шоу. А их надломленная пластика подчеркнуто не совпадает с текстом, делая их переживания искусственными.

Центральной фигурой спектакля является царь эльфов Оберона (Александр Казелло), страдающий от меланхолии и любви к своей жене Титании (Юлия Шпилевская). Крупный план его лица, на котором, как заметила театральный критик Оксана Ефременко, на протяжение спектакля можно прочитать сто оттенков меланхолии, завораживает. Через него как будто прочитываешь Шекспира с его тоской по неземной любви. Этой тоске веришь. Правда, вдруг он появляется «страдать» на сцене вживую, и эти соло-выступления напоминают эстрадные номера поп-артистов в амплуа лирического героя, что подчеркивает характерный наряд — модный черный балахон.

Комизм в спектакль вносят иногда пробегающие через сцену туристы-обыватели — в панамах, шортах, с пакетами после шоппинга. Так режиссер решает интермедии Шекспира с ремесленниками, которые заземляют в пьесе высокий жанр, подчеркивая невозможность той любви, о которой сочиняет автор. В одного из этих обывателей (в виртуозном исполнении Михаила Зуя) под воздействием магического цветка и влюбляется Титания, получив вместо сонетов пиво и орешки. Узнаваемо, забавно и грустно.

Возможно, пародия могла бы стать ключом к спектаклю, но эти интонации едва проскальзывают и тонут в общей зрелищности. В результате задача публики, скорее, следить за сюжетом, что, если не знать фабулу, будет непросто.

По словам режиссера, он ожидает от зрителей со-участия. На протяжение спектакля Павел Харланчук, исполняющий роль эльфа Робина, время от времени обращается к публике, провоцируя ее на контакт.

На эту задачу работает и организация пространства: зрители сидят со всех сторон кубической конструкции, что должно отсылать к аутентичному пространству шекспировского театра «Глобус», где отсутствовала диктатура сцены-коробки. Но контакта не происходит. Возможно, не считываются правила игры, или сцену-коробку все-таки не удалось разрушить.

Журналисты, которые освещали подготовку спектакля, акцентировали внимание на том, что впервые театр открывает сезон не традиционной «Павлинкой» Янки Купалы, но «спектаклем, который наоборот, разрушает традиции». Правда, сама идея постановки «Сна в летнюю ночь» на сцене Купаловского и замена визитной «Павлинки» могла быть очень символичной. Основным составом легендарного, экспериментального для того времени, спектакля 1926 года, с которого начинался репертуар Второго Беларусского драматического театра в Витебске, выступили будущие звезды национального театра — Стефания Станюта, Константин Санников, Павел Молчанов. Могла получиться действительно очень красивая цитата – но это, скорее, вопрос не к режиссеру.

Формальная же перезагрузка — от слова к изображению, от сценических станков к мультимедийным эффектам — случилась. А отдельные сцены вызывают сильное эстетическое удовольствие, что тоже бывает не так часто. Но смыслового обновления не произошло. Любовь в спектакле остается набором стереотипов или неких абстракций, воспроизводство которых остается, наверное, важнейшей задачей доминирующего дискурса.

Читайте дальше:

«В Беларуси самое сложное – проснуться». Премьера «Радзіва “Прудок”» в Купаловском

«Толерантность» в Купаловском: «приговор» или провокация?

«Крестовыйпоходдетей». Игра как революция

Комментировать