Мартинович и его «Ноч». Здесь не живут драконы
С Мартиновичем можно не соглашаться в частностях, но самое важное, что он делает, – заново вписывает Беларусь на карту Европы и мира, стирая с этого белого пятна надпись «Тут живут драконы». Дарья Костенко пишет про новый роман Виктора Мартиновича «Ноч».
Локус
Первый раз я прочитала «Ноч» в июле этого года, в Минске. Стояла жара, ночь одуряюще пахла липовым цветом. Сквозь листву светились фонари. Вокруг был знакомый, как линии на своей ладони, любимый город.
И он же оборачивался пугающим незнакомцем в мире, где застыло время, и Беларусь утонула в вечной ноябрьской ночи «калянуля».
Поначалу апокалипсис у Мартиновича – просто факт, непостижимый и самодостаточный, как «Град обреченный» у Стругацких. Однажды ноябрьской ночью привычный мир закончился. Солнце не встало, а где-то – не зашло. Электричества нет, нефть и газ больше не горят, зато порох по-прежнему в цене. Минск разбился на мелкие города-государства. Ойкумена снова сжалась до размеров полиса. В вольной муниципалии Грушевка плохо представляют себе холодный и темный Институт Культуры, о матриархате «Зеленый луг» ходят страшные легенды, а дальше за кольцевой – тьма и все, чем ее склонен населять испуганный разум.
Так средневековый картограф писал на белом крае карты: «Здесь живут драконы».
Мартинович вписывает Минск в классический постапокалиптический мир играючи, словно тут всегда и лежало. Лучше, чем это удалось Глуховскому в «Метро 2033», на том же уровне, как Нью-Йорк вписывается в супергеройские сеттинги. Да, автор, который пишет пост-ап, обречен на сравнение с массовой культурой. Это сравнение напрашивается само собой, но было бы наивно пойти у него на поводу и не копнуть глубже.
Наше Макондо
По сути, Мартинович в этом романе пытается сделать для Беларуси то, что когда-то сделал Габриаль Гарсиа Маркес. Он принес в мировую литературу деревню Макондо. А в ней, как в ореховой скорлупке, всю Колумбию, даже всю Латинскую Америку, с ее мистическим мышлением, верой одновременно в бога и мертвецов и бесконечными военными переворотами.
Любой творец растет на определенной почве, он человек не только мира, но и города. Лучшее, что он может сделать со своей родиной, со своим Макондо, – это открыть его миру.
В одной из рецензий Мартиновича сравнивают с Джоан Роулинг. Я не против. Потому что Роулинг – это не абстрактная «сказочка». Это вся современная Великобритания плюс работа самой Джоан в Amnesty International. Роулинг все списывала с жизни – и Пожирателей смерти, и обыкновенных героев из Ордена Феникса.
Точно так же Мартинович – человек нашего локуса. В «Ночи» многое вызовет у беларуса сильные эмоции узнавания. Например, сама метафора страны, где застыло время. То чувство, когда среди новостей про криптовалюты тебе рассказывают, как председатель райсовета установил в районе почти феодальную власть и гонял учителей «на картошку».
Таких моментов узнавания, локальных месседжей «для своих» в романе полно. Местами они – концентрированная нежность, но чаще – злой, горлом идущий сарказм. Канцелярит грушевской муниципальной газетки так же бессилен описать странные реалии нового мира, как «Советская Белоруссия» стать нормальным медиа. А бургомистр вольной муниципалии, кажется, родился в мятом пиджаке советского чиновника.
Но в той же Грушевке живет лучший друг героя – «немец» Рейтан. Он полностью списан с «Дон Кихота Речи Посполитой» – Тадеуша Рейтана, который в одиночку встал против раздела страны в 1773 году. Это призрак «другой Беларуси», где было место и мужеству, и благородству. Его жизнь в романе заканчивается так, как и судьба его исторического прототипа – самоубийством. Но Дон Кихоты не уходят бесследно, и именно эта смерть толкает главного героя в его собственную дорогу.
Читайте также:
Во тьме нет чудовищ
Главный герой – Книгар. Это и кличка, и профессия, и роль по жизни. Собиратель библиотек, беларусский интеллигент as is. Любимая собака и склонность к рефлексии прилагаются. Но в нем есть что-то еще. Что-то важное. То, что гонит его в темный и страшный мир за пределами полиса. То, что заставляет переламывать себя и винтовку, загонять патрон в зарядник. И стрелять в чудовищ, но не стрелять в людей.
В Книгаре многое от самого Мартиновича, хотя это не повод смешивать автора и рассказчика. Во многом «Ноч», как и «Паранойя», – роман о страхе. Но в «Паранойе» животный ужас побеждает, а «Ноч» – это книга о преодолении страха. О том, как человек выходит в дорогу через темный мир, чтобы найти другого человека. Тотальный блэкаут прервал на середине телефонный разговор с любимой женщиной, и она осталась где-то в горах Непала, так мифологически далеко, что это уже за краем земли.
В окружающей тьме не оказывается никаких чудовищ – одни люди.
Эволюция Книгара для меня стала одной из самых важных линий в романе. Нетипичный герой пост-апа выходит в путь без оружия, чтобы не становиться «солдатом». В начале он бесил меня своим пацифизмом. Потому что я была на войне. Потому что я знаю: бывают схватки, над которыми нельзя оставаться. Есть зло, которому приходится противостоять насилием. «Кто милосерден к жестоким, становится жестоким к милосердным».
И Книгар все-таки берет в руки винтовку.
Герой по дороге теряет все, что нажил. Все облетает, как шелуха под ветром: друг, дом, собака, оружие, одежда и последняя ценность – фотография любимой. Но утратив все, он обретает истинное мужество.
«Верце толькі таму, што бачыце ўласнымі вачыма». Цісні ўвод. Апошняе. Выдай капслокам: «НІЧОГА НЕ БОЙЦЕСЯ».
Читайте также:
Все битвы ВКЛ
Роман – о чем уже написали все – оммаж Короткевичу. Но не просто посвящение – продолжение. Сюжетный поворот, взятый из «Дзікага палявання караля Стаха» – лишь часть, корни романа уходят глубже. И именно потому текст – прямая речь главного героя – являет собой такую причудливую стилистическую мешанину. Здесь искусственно-вычурные фразы перемешаны со слэнгом информационной эпохи. И не потому, что автор не справляется с единой стилистикой. А потому, что автор и рассказчик – это разные люди. Смешивать их так же странно, как считать, что Владимир Сорокин пропагандировал людоедство.
Роман написан от первого лица, а значит, речь героя – тоже способ рассказать о нем. С похмелья в его голове прокатываются «все битвы ВКЛ», и это сравнение естественно, как дыхание. Он цитирует античных авторов вперемешку с беларусскими классиками. Что еще раз приводит к мысли: наша литература есть часть мировой. Локус, открытый миру, новая (на самом деле, нет) форма идентичности, когда ты и гражданин полиса, и часть Ойкумены.
Виктор Мартинович
Логос
Во внешнем мире, среди тьмы и оборотней, есть Оракул, световой маяк, который передает новости. Единственное масс-медиа нового мира, ставшее для людей примерно тем, чем для многих сейчас является телевидение, – гласом Истины.
И его сообщения заставляют Книгара сомневаться во всем, что он до апокалипсиса знал о мире.
В них «британские ученые» находят край земли, таинственные «козлоногие» зверски вырезают целые деревни, а по лесам прячутся оборотни-невры. Небылицы из Геродота перемешиваются с новостями о том, что Кальварийская рабовладельческая диктатура по просьбе населения оккупировала очередной полис. И неизвестно, что из этого страшнее. Привет легко узнаваемым ДНР/ЛНР.
Дрэнныя захопліваюць добрых, рабаўладальнікі называюць сябе народнай дыктатурай. Усё як раней, збольшага.
Книгар доходит до истока этих fake news. В начале слова, разумеется, оказывается человек. «Креативщик» с этическими принципами таракана, легко узнаваемый и мастерски схваченный типаж эпохи, когда новости превратились в кликбейтинг. Из таких набирают «фабрики троллей» и российский LifeNews: вместо совести – Его Величество Трафик.
Но «творцу» придется узнать на своей шкуре, что fake news, как чудовище Франкенштейна, зажили собственной жизнью. Выдуманные ужасы стали самосбывающимися пророчествами и воплотились в реальность. Так выдумки российского ТВ об «украинских фашистах» толкали реальных россиян брать реальное оружие и ехать в чужую страну убивать живых людей.
И тут мы делаем level up, выходя на уровень даже не постсоветского пространства, а вызовов, стоящих перед всем миром.
Мы все живем в «общество постправды», информационных манипуляций и размывания истины. В мире, где месседжи подменяют факты, а фейковые новости изменяют реальность. Наши «Оракулы» – интернет и телевидение, и их пропагандистские возможности пугают.
Я не согласна с мыслью Мартиновича о том, что Интернет стал «плодом зла» (отравленным яблочком, ага), убив самостоятельное мышление. Но скорость и способы распространения информации действительно сделали качественный скачок. И психология с этикой пока за ними не успевают. Можно бесконечно допиливать алгоритмы соцсетей, но выход не в этом.
Парадокс Ферми. Тут не живут драконы
Дальше придется вспомнить самое неприятное объяснение парадокса Ферми. По всем прикидкам, во Вселенной должно быть полно высокотехнологичных цивилизаций, но почему до сих пор мы не установили контакт ни с одной?
Один из возможных ответов гласит: цивилизация становится технологически развитой одновременно с возможностью самоуничтожения — например, из-за ядерной войны или экологической катастрофы. И там, где этика и психология не успевают за технологией, так и происходит.
«Общемировой», самый высокоуровневый слой в романе именно об этом. Ключ к нему Мартинович дает в предисловии. Причудливое вступление о древней рукописи от переводчика-индуса – не просто «хэппи-энд в начале», прозрачный намек, что герой дошел до Индии.
Нет. Это приглашение читателю расшифровать книгу на новом уровне. И одновременно ключ.
«Дагэтуль лепшыя галовы кантынента спрабуюць сцяміць, што лорд Шыва зрабіў з намі падчас Зацямнення. Я хутка зразумеў, што маю ў руках каштоўны і трывала зашыфраваны адказ. Канечне, мне карціла ўварвацца ў светапогляд героя, у ягонае разуменне перажытых ім прыгод. Прынамсі, там, дзе Кнігар сустрэў аватару Харыхары і зрабіўся носьбітам адказаў, якіх сёння так чакае чалавецтва. І там, дзе ён абсалютна не зразумеў сваю ролю ў Зацямненні праз затлумленую хрысціянскімі спрашчэннямі галаву».
«Ночь», наступившая в романе, – это ночь Шивы. Конец одной эпохи и начало другой. Конец самоубийственного мира, где технология обогнала этику, и начало чего-то другого, подозрительно похожего на идеалы «устойчивого развития», как их описывают зеленые.
И совсем не случайно эти три основных сценария – развитие технологического общества, откат в неоварварство либо «великая трансформация» и новая, экологическая и этическая парадигма – обсуждали в 2018 году в Римском клубе.
Это тот вызов, тот выбор, который сейчас стоит перед всем миром, от США до Индии. Включая и нас. Беларусь – часть глобального мира не только в плане литературы. Наши проблемы – часть общих, и наши решения, наши ответы могут изменить всё.
Я могу не соглашаться с Мартиновичем в частностях, но самое важное, что он делает, – заново вписывает Беларусь на карту Европы и мира, стирая с этого белого пятна надпись «Тут живут драконы».
Харихара как ключ, любовь как ответ
«Ноч» – это роман-игра. Это квест, интертекст, множество отсылок в котором нашли и без меня. Я хочу поделиться только одним культурным ключом, который, как мне кажется, важен и интересен.
«Харихара», который упоминается в предисловии, в индуизме воплощает одновременно Вишну и Шиву, созидание и разрушение. Это персонаж-демиург, который представляется Книжнику одновременно «Самаэлем» и «Мишей».
Самаэль в Талмуде – ангел смерти и разрушения, вечный противник архангела Михаила.
«Самаэль-Миша» и то, что он говорит – ключ к тому самому ответу, к которому мы весь роман идем вместе с Книгаром.
«Вы ўвесь час задаеце не тое пытанне! – крыкнуў Самуэль насустрач мне. <…> – Вы пытаецеся: “За што мне гэта”? “За што, за што, за што”? <…> І пастка ў тым, што на пытанне “за што?” адказаць немагчыма. <…> Бо пытанне “за што?” не так пастаўленае. Пытаць трэба не “за што”? Пытаць трэба: “для чаго”? І вось на пытанне “для чаго” адказаць можа любы. Любы, хто пытаўся. Сам сабе. Трэба толькі пачакаць крыху, каб дайшло».
Я перечитала «Ноч» три месяца спустя, после того, как похоронила брата.
Вопрос «за что?» заслонил для меня весь остальной мир, с трудом превращаясь в «для чего?»
В это космическое «для чего?» хоть раз в жизни влетает каждый из нас, как в ледяную стену.
И тогда я поняла.
В книге время сдвинулось с мертвой точки, и вечная ночь закончилась, потому что один конкретный человек любил и преодолевал страх, был милосердным и шел дальше. Был испытан и прошел испытание.
Таким ответом для меня закончился этот квест.
Но каждый может найти свой.
Читайте дальше:
Нашы лепшыя 50. Самыя важныя кнігі беларускай літаратуры паводле экспертаў
Мартинович и эталоны беллита. Открытое письмо Тихону Чернякевичу
«В Беларуси самое сложное – проснуться». Премьера «Радзіва “Прудок”» в Купаловском
Комментировать