Арт

Театр экспрессивного мастерства и переигрывания

563 Лидия Михеева

Беларусский государственный молодежный теат, «Козий остров». Фото: сайт театра

 

Удивительно цельное ощущение посетит вас, если с непривычки посмотреть несколько постановок беларусских театров за небольшой временной промежуток.

Возьмем, к примеру, наиболее яркие недавние спектакли – постановку брехтовской пьесы «Матухна Кураж і яе дзеці» «Театра Ч» (премьера состоялась 21-22 января), «Офіс» Купаловского театра, насобиравший призов международных конкурсов, и считающийся лучшей постановкой Молодежного театра «Козий остров». Предположу, что выборку можно составлять почти произвольно – нечто общее, и очень характерное, у спектаклей, идущих на минских сценах, все равно найдется.

Первая мысль, которая приходит в голову после изучения репертуаров основных театров – темы пьес максимально неактуальны и далеки от проблем сегодняшнего дня. Речь сейчас не о классических комедиях и трагедиях, драматургических размышления о национальной идентичности беларусов. Речь о пугающем многообразии второстепенных пьес второстепенных авторов типа «Ужина с придурком», «Идеального мужа» или «Интимной комедии». Зайдя на такую постановку вы очутитесь где-то в Норильске или Туле – сочетание посредственности пьесы и русского языка ее исполнения создает ни с чем не сравнимый провинциальный флёр. Что касается критериев для выбора пьес для постановки, в голову приходит объяснение из «Театрального романа» Михаила Булгакова – пьесу подбирают под актерский состав, чтобы задействовать тех, кого нужно задействовать.

Но отбросим ироническую конспирологию. Большинство этих спектаклей представляют собой все то, что любой обладатель телевизора может посмотреть каждый вечер в любом сериале или фильме категории Б.

Кому-то поход на сериальные страсти в театральных декорациях покажется особым видом самоистязания, а кто-то в принципе не понимает, что в театре могут показывать что-то иное. Похоже, именно такого зрителя беларусский театр и ждет, его же и конструируя своими репертуарам и интерьерами. Дама, решившая выгулять нарядное платье и заодно оторвать мужа от дивана, или две подруги, решившие встретиться, чтобы показать друг другу фотографии внуков на смартфоне, предпочтут «Ужин с придурком» походу в ресторан, и при этом будут чувствовать себя приобщившимися к высокой культуре, погуляв в мраморных коридорах и любуясь пластиковой лепниной.

Следующее, что вас поразит – к вам в театре относятся, как к ребенку. Как отличить постановку ТЮЗа от взрослого спектакля? А никак. Играют и там, и там с одинаковым надрывом, гротескными акцентами. Так, чтобы рассеянный зритель уж точно разобрался, кто хороший герой, а кто плохой, кому больно, а кому хорошо. Для передачи сильной эмоции необходимо кричать. Если кричать приходится целое действие – ничего страшного, так даже выразительнее. Истерика на сцене, особенно нарастающая, передающаяся от одного героя другому, – это признак сильной режиссуры, претендующей на глубокий психологизм.

Еще одна черта «детского театра» – вас в театре непременно будут развлекать. Например, в постановке «Козий остров» кроме собственно главных героев, женщин, живущих на острове и их внезапного гостя, участвуют также актеры, изображающие коз. В фантастически стильных одеждах и ярком гриме, козы появляются на сцене и за сценой в самые важные моменты пьесы и «создают атмосферу». Этот аттракцион интересен сам по себе, и несмотря на титанические усилия по их метафорическому объединению с основным действием, они с ним не срастается, а скорее отвлекает от него. А все почему? Зачем режиссеру эти козы? Видимо, постановщик думает, что зрителю скучно сидеть и слушать, как на сцене «просто разговаривают» люди. Почему бы не выжать эмоцию сильной визуальной фишечкой? Глубинно – это симптом недоверия и к материалу (мол, текст пьесы не самодостаточен), и к актерам, которые якобы не способны привнести в него должный драматизм.

И действительно, вслушиваясь в диалоги, ощущаешь, что козы тут «закрывают дырку на обоях» – актерская игра неряшлива, интонации слабо согласуются со смыслом произносимого, кто-то проглатывает текст, кто-то застрял в таком гротеске, что ему впору в мультфильмах сниматься… Не любите гротеск – не ходите в беларусский театр, ведь чеховскими паузами тут вашу душу вряд ли порадуют.

Зато в «детском театре» вас не только развлекут, но и посмешат. Даже если спектакль не заявлен как комедия, будьте уверены: несколько шуток ниже пояса или полуматерных слов вы услышите. И будьте готовы, что от неожиданности вы, может быть, даже сами засмеетесь, вместе со всем залом. Или засмеетесь на секунду позже, осознав, что кажется смешным вашим собратьям по театральному досугу.

Но главное, что делает беларусский театр «детским» – это то, как его режиссеры работают даже с самыми взрослыми темами. Тот же «Козий остров» поставлен по пьесе итальянского драматурга Уго Бетти, и вообще-то представляет собой психологический триллер с сильным гендерным и даже сексуальным подтекстом. Ощущение же, что вы смотрите водевиль, в котором все периодически начинают нервничать слишком сильно для того, чтобы успеть вовремя протараторить свой текст. В итоге все зловещее и сущностное для пьесы остается несыгранным, нереализованным. Лишь метафорические козы продолжают напоминать зрителю, что к происходящему на сцене надо относиться серьезно, и у пьесы есть некий глубокий смысл.

В «Офисе» гротеск съедает почти весь отличный текст Ингрид Лаузунд, который, видимо, показался режиссеру слишком серьезным, чтобы его произносить серьезным тоном. «Ультра-типажные» персонажи – Тихоня, Весельчак, Размазня, а также Сексапильная карьеристка и Сексапильный карьерист – лишь в последней четверти спектакля снижают уровень гротеска и дают тексту по-настоящему звучать.

Национальный академический театр Янки Купалы, «Офіс». Фото: сайт театра

 

Режиссерский прием понятен – офисный режим, как школа или тюрьма, отнимают у человека право быть собой и превращают в куклу, на которую навешан ярлык типажа. Но должно, наверное, быть чувство меры в использовании любого приема? Хотя бы не в урон тексту, который в ряде сцен превращается просто в шум (Карьеристка и Карьерист тараторят что-то в голос одновременно).

Невольно вспоминаешь капустники и КВНовские номера, когда бодрость духа, резвые танцы и скачки на сцене под «правильную» музыку способны оттенить все ту же недостаточную проработку ТЕКСТА и того основного послания, которое приготовил зрителю драматург. Но зато когда драматургу и тексту не мешают, получается блестяще – так, например, монологи офисных служащих в последней части спектакля, без истеричных нагнетаний эмоций, кристально ясные и минималистично решенные, оказываются большим подарком, который таит в себе постановка Екатерины Аверковой.

Но причем здесь «Матухна Кураж і яе дзеці»?! Ведь гротеск, типажи вместо характеров, открытый, не маскирующийся под психологизмом социальный пафос – все это программные свойства системы эпического театра Брехта.

«Театр Ч», «Матухна Кураж і яе дзеці». Фото: Евгений Ерчак для budzma.by

 

В том и дело, что как раз к «Матухне Кураж» вопросов меньше всего. И главный вопрос – как раз идейного, а не художественного плана. «Мамаша Кураж» была сильным антивоенным высказыванием Брехта, и в сюжете он показал «вечную» войну европейских стран друг с другом как аморально экономически выгодную – как странам-агрессорам, так и «паразитирующим» на войне персонажам. Тонкий намек на неслучайность «антивоенного Брехта», поставленного во время войны в Украине, остается лишь тонким намеком. Сложно наполнить этот художественный жест каким-то конкретным смыслом, связанным с катастрофой, которую переживают наши соседи – слишком уж несопоставимы европейские войны ( «Тридцатилетняя», под которой маскируется Первая мировая) и конкретная ситуация с хищническим поведением братской России. Сущностных параллелей с Тридцатилетней войной как-то маловато. А общий антивоенный посыл – да, хорошо, всегда полезно.

В целом же, спектакль получился целиком и полностью в духе создавшего его гениального драматурга: звонкий, яркий и как слеза чистый и понятный… даже ребенку. Интересно, скорее, то, что как раз все остальные минские постановки не так уж сильно отличаются от «брехтовского театра». Еще полшажка – и они бы с готовностью перешли ту грань, когда подобие игры «по Станиславскому» уже переходит в декламирование текста пьесы лицом к зрительному залу, а не партнеру (даже если это диалог, а не монолог). Грубо говоря, «по Брехту» играть проще – главное эффектность, слаженность, определенная доля «балаганности» постановки, которая позволяла бы зрителю не только считывать месседж, но и развлекаться и отдыхать.

Другое дело – какой при этом играется материал. Остросоциальный Брехт, с его прямолинейными политическими посланиями – это не только метод. Это, прежде всего, пафос изменения мира, доходчивого разъяснения зрителю того, как жить нельзя, кто виноват и что делать. Беларусский же театр готов бы превратиться в брехтовский по форме, но по содержанию – вряд ли рискнет окунуться в тот революционный дух. Да и так ли он актуален сегодня, в эпоху Новой драмы, рассчитанной на взрослого зрителя, не боящегося, что с ним будут говорить о болезненных вещах откровенно и даже неудобным для восприятия языком, не развлекая и не сюсюкая?

Какие при этом у зрителя есть реальные альтернативы? Запросы у всех разные – кому Свободный театр, кому – спектакли приезжих шоуменов (имеют же свою аудиторию в Минске ивенты типа спектакля Алексадра Реввы «Секс-гуру» или постановки с Анфисой Чеховой). Любители же гарантированного качества потребляемой продукции и предсказуемых оттенков вкуса ждут приезда российских звезд – Хабенского, Безрукова, Яковлевой, Васильевой. Всяко лучше, чем «детский уездный театр в будуаре»?

Эх, нет на это всё хорошего Карабаса Барабаса!

Комментировать