Арт

Сбежать в космос. Эскапизм как новая беларусская терапия

2293 Ольга Бубич

Фото из серии Татьяны Ткачевой «Малостовка»

 

Что общего между текстами «Петли Пристрастия», фотопроектом о родной деревне Татьяны Ткачевой и романом «Радзіва “Прудок”» Андруся Горвата? Все они – про новый беларусский космос.

Последнее время все так часто говорят о космосе как альтернативной реальности жизни в Беларуси, что руки сами чешутся начинать паковать чемоданы.

«Калі б у мяне было сто мільярдаў долараў, я б не раздаў іх бедным і хворым. Я б пабудаваў касмічны карабель і паляцеў на ім у Космас. Я б жыў у космасе адзін. Я б не думаў пра людзей. Я б глядзеў на нябесныя целы і паліваў фікус», – пишет на своей странице в социальной сети главный космонавт этого года писатель Андрусь Горват. И тут же получает одобрение четырех сотен читателей, видимо, готовых составить ему компанию в составе терапевтического десанта «подальше от реальности».

Интерактивный проект с элементами литературного радиовещания, то ли дневник, то ли обретший форму книги полесский фэйсбук – «Радзіва “Прудок”» действительно можно рассматривать как историю одного побега. Побега от абсурда города, от минчан «з начосам, у джынсах і бліскучых кедах», от красно-зеленых улиц и «урбанізацыі вакол помнікаў Леніну».

Космос, выбранный молодым писателем со стажем дворника Купаловского театра, «прописан» в деревушке Прудок, который Горват с нежностью раскрывает в романе как персональный локальный рай из звенящих истин от бабулек, звездного неба и математических задач местного огорода.

Здесь нет суеты и стресса большого города, сюрреализма бюрократии и оруэлловских заповедей, удушливого бессилия и страха за тотальное бесправие. В Прудке царят абсолютно свои, простые и естественные, универсальные законы: здесь кот, муха и коза имеют человеческие имена и равные с людьми права на существование и комфорт.

Однако, Прудок Горвата – это не только «подальше от», но и «поближе к». Побег, который объясняется не трусостью, но продуманным, в соответствии с личной системой ценностей, решением – единственным выходом, который посчитал для себя правильным молодой писатель. В простых занятиях и неспешных разговорах с пожилыми односельчанами Андрусь находит точку отсчета жизненного смысла, логики космоса, козы и огорода, которая помогает ему выстроить и встроиться в экзистенциальные координаты.

Фото из серии Татьяны Ткачевой «Малостовка»

 

Когда беларус понимает, что одному в поле ему воином не быть, он уходит партизанить в лес. Но для Горвата лес – не место для сражений. Его тактика скорее сродни экспериментам американского мыслителя-натуралиста Генри Торо, решившего в возрасте 27 лет перебраться на постоянное место жительства в хижину.

«Я ушел в лес потому, что хотел жить разумно, иметь дело лишь с важнейшими фактами жизни и попробовать чему-то от нее научиться, чтобы не оказалось перед смертью, что я вовсе не жил, – напишет Торо в своем программном произведении «Уолден, или Жизнь в лесу», американской версии «Радзіва “Прудок”» середины 19 века. – Я не хотел жить подделками вместо жизни – она слишком драгоценна для этого; не хотел я и самоотречения, если в нем не будет крайней необходимости. Я хотел погрузиться в самую суть жизни и добраться до ее сердцевины, хотел жить со спартанской простотой, изгнав из жизни все, что не является настоящей жизнью, сделать в ней широкий прокос, чисто снять с нее стружку, загнать жизнь в угол и свести ее к простейшим ее формам, и если она окажется ничтожной, – ну что ж, тогда постичь все ее ничтожество и возвестить о том миру; а если она окажется исполненной высокого смысла, то познать это не собственном опыте и правдиво рассказать об этом в следующем моем сочинении…»

Своим экспериментом по возвращению к простоте Торо стремился дать людям понять, что хорошая жизнь не обязательно связана с материальным достатком. Счастливо и спокойно можно существовать и вне урбанистических джунглей, удовлетворяя все естественные потребности собственным физическим и интеллектуальным трудом. Индустриальной революции и зарождающемуся в те времена обществу потребления он противопоставлял свободу от материальных забот, уединение, самодостаточность, созерцательность и близость к непреходящим ценностям природы.

Фото из серии Татьяны Ткачевой «Малостовка»

 

Ценностное, «натуралистическое» ядро эскапизма Торо перекликается с мотивами полесского отшельника 2010-х. Однако, дополнительным и очень важным сообщением в «Прудке» является культурно-экзистенциальный компонент. Это жажда открыть, пережить, пропустить через себя эту самую сложную и неуловимую «беларусскость». Разобраться с собой, с корнями, с языком, с тем местом, where you belong.

Большое, как известно, лучше видится на расстоянии. Ежедневно насильственно сталкиваясь лоб в лоб с необходимостью, фактически приказом в обязательном порядке «любіць квітнеючую Беларусь» и расписаться в экстазе патриотизма, естественно начать хотеть поскорее «обратно в ракушку». Горват же вместо микро-убежища из старой песни «Петли пристрастия» выбирает макромир – строительство своего собственного космоса. И именно там он находит Беларусь, в которую «можно верить», свой парадоксально огромный и крохотный мир-правду.

С космонавтом сравнивает себя и фотограф Татьяна Ткачева в проекте о родной деревне «Малостовка». Ее дипломная работа в питерской академии документальной фотографии и фотожурналистики «Фотографика» победила на недавнем Vilnius Photo Circle.

Фото из серии Татьяны Ткачевой «Малостовка»

 

Причины возвращения к корням, к «месту, где она родилась, к природе, к земле» у нее такие же, как у Торо и Горвата: в тексте к серии она говорит о желании вновь обрести свободу, стать «раскрепощенной», вернуть подростковое ощущение пространства как «чего-то очень огромного», когда «время кажется вечным».

Инструмент Татьяны – фотоаппарат. В «Малостовке» она направляет его, прежде всего, на себя саму, создавая серию автопортретов на фоне местных ландшафтов.

Снимки обнаженного тела на фоне пейзажей, крупные планы травы, россыпей ягод, кустов, сухой соломы – пристальное «всматривание», «вспоминание» когда-то пережитой свободы, возвращение собственного детства во взгляде игривой соседской малышки.

Фото из серии Татьяны Ткачевой «Малостовка»

 

Массив черно-белых снимков собирается в терапевтический космос, где нет места проблемам цвета флага и языка, где «правда» – не за теми, кто сильнее, страшнее и громче. Как и звучащие в унисон природе ритмы «Радзіва “Прудок”», кадры «Малостовки» наполнены универсальной, базовой красотой и гармонией из мира, где свободу и право на достойную жизнь имеют даже не только кот и коза.

Герои Татьяниного космоса – травы, поля, ягоды, пыль на простирающейся в вечность дороге. Это совсем другая, анти-«дожиночная» Беларусь, далекая от абсурда крашенных ЖЭСом придорожных камней и соломенных големов, облаченных по случаю праздника в национальные костюмы. Беларусь в проекте Татьяны Ткачевой одновременно принадлежит всем – и никому.

Ведь свободы можно лишить человека, но не природу, не детские воспоминания, не запах от скошенной травы, не поле и не лес.

Фото из серии Татьяны Ткачевой «Малостовка»

 

В середине 19 века еще один великий американец уже озвучивал формулу, к которой сегодня все чаще обращаются с трудом переносящие беспредел окружающей действительности беларусы. Поэт, философ, публицист Уолт Уитман в одном из своих стихотворений писал:

Я не доступен тревогам, я в Природе невозмутимо спокоен,

Я хозяин всего, я уверен в себе, я среди животных и растений,

Я так же восприимчив, податлив, насыщен, молчалив, как они,

Я понял, что и бедность моя, и мое ремесло, и слава, и поступки

мои, и злодейства не имеют той важности, какую я им придавал,

Я в тех краях, что тянутся до Мексиканского моря, или

в Маннахатте, или в Теннесси, или далеко на севере страны,

На реке ли живу я, живу ли в лесу, на ферме ли в каком-нибудь штате,

Или на морском берегу, или у канадских озер,

Где бы ни шла моя жизнь, - о, быть бы мне всегда в равновесии, готовым ко всяким случайностям,

Чтобы встретить лицом к лицу ночь, ураганы, голод, насмешки, удары, несчастья,

Как встречают их деревья и животные.

 

В возвращении к природе, в восстановлении связи с «космосом» сегодняшние беларусы находят свое место силы, их эскапизм обладает терапевтической способностью, он помогает не сойти с ума от «стабильности», выстраивая альтернативную экзистенциальную точку опоры.

А пока я в очередной раз вспоминаю шутки из аккуратного скромного томика «Радзіва “Прудок”», рассматриваю фотографии Малостовки или представляю себя шатающимся по Нью-Йорку Уолтом Уитманом, в плеере звучит песня из нового альбома «Петли Пристрастия»:

«Мода пришла – плывут облака.

Мода ушла – плывут облака…»

Речь, конечно, не только о бренности моды. Скорее о том, что даже кажущиеся незыблемыми вещи имеют свой «срок годности». Но не облака.

Комментировать