Арт

Саша Филипенко: «Мы достигли высот в повторении собственных ошибок»

Саша Филипенко – автор трех книг и лауреат «Русской премии»; беларус, успевший поучиться в ЕГУ и пожить в Питере, писать шутки для «Прожектораперисхилтон» и делать программы для телеканала «Дождь». На презентации своего нового романа «Травля» он рассказал «Журналу» про вдохновление от Минска, влияние телевизора, английский футбол, Крым и человечество, которое с завидным постоянством наступает на одни и те же грабли.

«У «Архипелага ГУЛАГ» было 10 миллионов экземпляров, но это мало на что повлияло»

– После трех книг и работы на разных телеканалах, есть еще желание кому-то что-то объяснять и доказывать?

– Вы никому ничего не должны доказывать – вы просто делаете это потому, что не можете не делать. Ни в коем случае не нужно надеяться, что вы напишете книгу, и она на что-нибудь повлияет. У «Архипелага ГУЛАГ» были тиражи в десять миллионов экземпляров, но мы видим, что это мало на что повлияло. Поэтому что-то доказывать желания нет, а желание писать безусловно есть.

– И колумнистика в этом смысле – тоже как литература?

– У меня нет ощущения, что колонка может на что-то повлиять, что-то изменить. Колумнистика – это напоминание о себе как об авторе. Ты же не можешь писать книжки каждый месяц, а так ты напоминаешь читателю – друзья, я тут. Мне сейчас повезло: несколько журналов просят меня написать, потому что им интересно, что я думаю по тому или иному поводу. Вот я и пишу. Не будут просить – я не буду писать.

– Что сегодня в российской и беларусской реальности вдохновляет писать? Это вообще вдохновляющая среда?

– Безусловно. В российской вдохновляет то, что творится что-то невообразимое, и для автора, конечно, наблюдать за этим интересно. Происходят вещи, которые сложно было помыслить. И мне интересно их фиксировать.

***

Про фиксацию современности Саша Филипенко рассказывал и на презентации, сравнивая новый роман «Травля» с фотографией из Instagram: это фиксация момента, но с авторским фильтром.

Те, кто роман прочитал, могут с этим согласиться. Еще до публикации «Панамских списков» Филипенко написал и про виолончелиста, и про семью российского чиновника, вынужденную вернуться с Лазурного берега в незнакомую Россию. Получилось настолько похоже, что Сашу даже спрашивали: может, был инсайд, про панамские офшоры тебе заранее слили информацию? Автор уверяет, что ничего такого не было.

Но сходство с реальностью получилось таким интересным, что на одной из прошлых презентаций читательница попросила подписать «Травлю» своей дочери, которой пока один год. Мол, когда через 15 лет она попросит рассказать о России 2016-го, экземпляр «Травли» очень пригодится.

 

«Головой я сейчас в 1938 году, может быть поэтому мне Минск и подходит»

– С беларусской действительностью я знаком чуть меньше, потому что я в Минске наездами, по 4-5 недель в год. Но меня вдохновляют мои минские друзья, и я возвращаюсь, потому что мне не хватает общения с ними.

– По сравнению с реальностью Минска «Бывшего сына» нельзя сказать, что продолжается кома. Что изменилось?

– Может из комы он и вышел, но и полной реабилитации не произошло. Хотя в Минске настала некоторая оттепель. Особенно по сравнению с тем, что происходит сейчас в России, в Минске вообще почти Европа-Европа. Но вообще для меня Минска такая радость, мне сложно быть объективным. Я ведь не хожу здесь на работу, я встречаюсь с друзьями, пишу – в Минске мне очень хорошо пишется у себя дома в кабинете.

Вообще меня сейчас в Минске всё меньше волнует реальность, так как я пишу исторический роман. Головой я сейчас в тридцать восьмом году, может быть поэтому мне Минск и подходит.

–  А Минск как городская среда?

– Мне сложно судить, потому что это мой родной город, в котором я до 21 года ходил, влюблялся, с каждым местом у меня что-то связано, поэтому я не могу его трезво оценить. Но если бы я приехал первый раз в Минск сейчас – думаю, он показался бы мне интересным, но, как говорил герой Соррентино, странным. Но Минск все равно для меня – самое любимое место.

***

Как рассказывал на презентации Саша, именно из-за минских событий декабря 2010 года его первой книгой стал «Бывший сын», а не «Замыслы», как планировалось изначально. Так что можно считать Минск городом, где Плошча дает творческий импульс.

 

«Когда все сходили с ума, нас не предупредили»

– Стал ли Крым точкой отсчета для нынешней российской реальности?

– И да, и нет. Всё к этому шло, к Крыму. Но после него случились какие-то глобальные изменения в российском обществе, которые сложно было себе представить.

– Кого-то эти глобальные изменения чему-то научили?

– История показывает, что ничего нас никогда ничему не учит. Единственное, чем человечество может похвастаться – как мы с завидным постоянством наступаем на одни и те же грабли. Это мы делаем великолепно.

Единственный урок, который мы можем сейчас выучить: мы достигли высот в повторении собственных ошибок. Но вообще для выводов рано, еще не поставлена точка. Снежный ком, который покатился в России, все еще продолжает движение. Надо будет думать лет через двадцать о том, чему мы научились.

– Персонально Сашу Филипенко это научило чему-то новому?

– Я понял, что мы живем во времена, когда за две недели можно убедить людей в совершенно невероятных вещах. Если бы по российскому телевидению рассказывали, что в Украине живут исключительно гуманоиды и инопланетяне, я уверен, что все бы в это верили. Я понял, как медиа действительно влияют на реальность; как можно управлять массами.

На видео: Саша Филипенко спрашивает москвичей про литераторов. После такого не удивительно, что он сказал на презентации: «Народ, который говорит подводками из телевизора, меня не волнует ни разу – завтра им так же легко могут сказать, что они европейцы. Все вопросы к элитам»

 

–  Когда-то я писал в университете диссертацию про то, как телевизионная картинка изменяет нашу реальность. На примере футбола: то, что мы видим по телевизору и на стадионе – это две совершенно разные игры. Мы все любим английский футбол, потому что считаем его быстрым, зрелищным. Между тем, британское телевидение сделало очень много, чтобы создалось такое впечатление. Начиная от просмотров, который ускорялись на 25%, и заканчивая перебивкой кадров, которых не было в трансляциях других чемпионатов. Это восприятие оптики: то, как можно подавать одну и ту же реальность. Когда комментатор говорит, что судья потерял нить игры – это судья потерял нить повествования комментатора, а не игры.

– Глядя на соцопросы и на то, сколько «за», не возникает ощущение, что это мы все потеряли нить игры?

– Да, когда все сходили с ума, нас не предупредили. Я бы может вместе со всеми сошел с ума. Вообще я бы не верил тем, кто говорит про результаты этих опросов. Но мы как-то друг друга потеряли, нам надо будет восстанавливать этот диалог в обществе. Люди перестали разговаривать друг с другом. Лучшие друзья не могут поделить Крым. Распадаются семьи, которые 30 лет жили душа в душу. Понятно, что это не массово, но раз такое есть – это большая беда.