Арт

Реабилитация красоты

Мы привыкли говорить о Беларуси как стране вне-эстетичной. Беларусь – край стилевой трасянки, где агрогламур дружит с урбан-трэшем. Причем, первый нередок в городском ландшафте, а второй – стремится переехать в малые города и села. Устав от этого хаоса, мы приняли его как диагноз и свыклись с тем, что тут все немного кривое и ущербное. Осмысление этой кривизны стало особым жанром – в фотографии, публицистике и даже визуальных исследованиях. Но не получается ли так, что однажды привыкнув различать вокруг только странное и нелепое, мы пройдем мимо реальной красоты, выпавшей из нашего поля зрения?

На вопрос «Почему же всё так странно?» ответов может найтись очень много. Отсутствие непрерывной традиции – и, как следствие, не линейная эволюция стилей, а их ломка и комбинирование обломков стилей друг с другом. Попытки изобретать велосипед – опять же из-за прерывности традиции. Неумение обращаться с наследием, которое все же удалось сохранить. Аутентичное мы не отличаем от имитации. Мы всеядны и принимаем сразу все возможные ценностные иерархии: артефакты-новоделы а ля кровати с балдахином с медвежьей шкурой на полу, «воссоздающие» спальни в дворце Радзивиллов, умиляют беларусов так же, как и линия Сталина и залы, изображающие сцены партизанской жизни в новом музее ВОВ.

Дефицит подлинников выливается в общее ощущение дефицита подлинности. Мы перестаем ценить это понятие как таковое, привыкаем довольствоваться муляжами: ну в какой еще стране мира могла получить такой оглушительный эффект выставка изобретений Леонардо да Винчи, состоящая из банальных макетов и репродукций?

Причина «кривизны» и «странностей» – и в отсутствии согласия о том, где в беларусской истории искусства узловые периоды, которые могли бы претендовать одновременно и на национальную аутентичность, и на коммуникацию с современностью. Пока эта мы это сообща не выясним, коммуникация эта будет проходить так же, как и сейчас: некий символ, артефакт или Имя Гения достается из «скарбніцы» и механически воспроизводится до тех пор, пока не надоест горше пареной репы, и затем снова отправляется в пыльный чулан. Поэтому когда вдруг резко начинают превозносить Витебскую школу и Шагала, становится немного страшно – а что если волна почитания схлынет, и имена этих художников снова уйдут из поля зрения? Или, что еще хуже, станут просто попсовыми ярлычками.

Мизантропы, не склонные к умилению «странным», списывают эстетическую мешанину, в которой мы живем, на банальное отсутствие вкуса у всей нации целиком. Однако, «отсутствие вкуса» – диагноз, с которым многие беларусы тут же спешат согласиться – не приговор, а вполне историчное явление, подлежащее изменениям.

И в изменении вкусов важен далеко не только щедро финансируемый профессионализм историков искусства, дизайнеров, художников, архитекторов, создающих современный облик Беларуси.Важна еще и попытка самих беларусов принять свою «стилевую трасянку» не как приговор и очередной повод для чувства собственной неполноценности, а как судьбу, шансы которой нужно использовать. В каждой странности только доля трэша, не всякий трэш раздражает – бывает он и достаточно обаятельным. Ценить в такой разной «беларусской красоте» можно очень многое. Ведь не сводится она только к «Дажынкам» и «дому Чижа», «реставрированным» залам дворца Радзивиллов в Несвиже и крашенным во все цвета радуги многоэтажки в спальных районах. От нее не забаррикадироваться ни в Национальном художественном музее, ни в Галерее Ў.

«Цуд некранутай прыроды» – наиболее доступный беларусам вид красоты, от которого происходит вся остальная их эстетическая чувствительность. Когда нужно объяснить, чем хороша страна Беларусь иностранцу, обычно с природных объектов все начинается и ими же и заканчивается. Ведь эта красота фактична и безусловна. Додумывать тут ничего не надо – просто наслаждаться любым доступным способом. Красоту эту ценят все слои населения, от походников, глубоко ныряющих в непролазные чащи, до граждан, стремящихся употребить «коньячок под шашлычок» с видом хотя бы на берег водохранилища.

Только вот научившись любить красоту природы, не все беларусы способны перенести свое эстетическое чувство на другие объекты – например, от искусства многие ждут «копирования природы», а от городской среды, наоборот, – создания агрессивного мира «анти-природы».

С архитектурой все тоже противоречиво – ее древние памятники вроде бы были, но чтобы полюбоваться ими сейчас, их надо дорисовать в воображении. Этот вид красоты по-беларусски, красота виртуальная, доступен лишь при осознанном усилии. Надо читать, путешествовать, надо искать гидов, историков и краеведов, которые способны научить видеть и любить то, чем были некогда родные руины. И поэтому, например, по-настоящему стоящая экскурсия по Минску состоит из фраз «А здесь раньше находилось…», «На этом месте стояло…», «До такого-то года тут было…». Но и реальное должно быть в такой экскурсии: Осмоловка, Тракторозаводской ансамбль – не менее минские красоты, чем призраки разрушенных старинных зданий, и сделать их культовыми сейчас важно хотя бы для того, чтобы они сами не стали призраками.

Тот же принцип действует и «в целом по стране»: хорошая фантазия и максимум исторических знаний – и тогда Беларусь превратится из пережареной в фотошопе открытки в панораму всей той красоты, которая здесь когда-либо была создана.

Да, беларусы любят украшательство. Украшают не только себя – костюмами с искрой, узорчатыми колготками, канареечного цвета пальто от фирмы «Элема». Украшают и свой микрокосм. По мелочи и по крупному. Башенки-сарайчики на крыше дома Чижа и расписные камни у лесных дорог. Коттеджи, которые начали строить в девяностые в стиле романского оборонного зодчества, и завершенные в 2010-х по рекомендациям ТВ-программы «Дачный ответ».  

Но красота возделывания совершенно не обязательно выливается в трэш. Для меня примерами подлинно-беларусского стремления «сделать красиво» является повсеместно встречающийся на Западной Беларуси розарий вокруг католических храмов, заботливо прополотый, пышный и милый одновременно. О том же, хоть и в бытовом измерении, любовь беларусов к садовым цветам: если огород, с капустой и свёклой, то обязательно еще и с цветником, и с садом.

Украшение жилища – также одно из любимых хобби беларусов. Да, у кого-то уже евроремонт и все в пластике и гипсокартоне. Да, у кого-то, наоборот, до сих пор жива советская стеночка с пыльным хрусталём и его ворсейшество по прежнему на стене. Но зайдите в деревенские дома – от Западной Беларуси до Полесья – вас везде встретят, наряду с местным колоритом, щемительные черты уходящего понимания уюта. На стенах  – композиции из фотопортретов любимых и незабытых родственников, иконостас с рушником, подушки и телевизор, накрываемые белоснежными ажурными салфетками, отчего горка подушек напоминает невесту в фате, а телевизор – алтарь неведомого божества.

В малых городках Беларуси проживают фарфоровые слоники, пластиковые чайки на память из Ялты-75, стеклянные зубры любовно выставленные на зеркало-трильяж. Вещи, дорогие во всех смыслах – потому что куплены были в эпоху дефицита, призванные вместить всю полноту дефицитного же ощущения культуры быта. Туда же – и пластиковые комнатные цветы, часто аляповатые, но порой бесхитростные и милые. Смотришь на них и видишь не претензию, а робкое желание обозначить присутствие проклёвывающейся жизни. Даже если это всего лишь гибридный пластиковый «василек» вьется по старому зеркалу с потемневшей амальгамой.

Значит есть она, эстетическая жилка, аристократическая по своей природе, и не вытравили ее не нужда, ни ломка эпох. Красиво ведь не всегда то, что совершенно, или цельно по своему стилю, и уж точно не то, что «богато». А то, в чем находит выход жажда преображения жизни.

Научить отличать аутентичное от имитации, простое украшательство от искусства, помогут шедевры беларусской традиции. Яркий пример – «маляванки» (настенные коврики в зажиточном деревенском доме) Алены Киш, которые сегодня имеют статус произведений искусства. Четыре простых сюжета, сказочных, почти детских, варьирующихся с любовью, с упоением к декоративным деталям. И сама Киш, и ее покупатели – адепты той самой жажды цветения и мифологического упорядочения мира.

Они и демонстрируют драматичный переход от бытового и неумелого декорирования к отточенности мастерства и выверенности стилистики. В них сочетается искренность и теплота – которые порой можно обнаружить в некоторых артефактах в стиле «by_трэш» – и искусность. 

Может быть, вместо того, чтобы  ломиться на поп-выставки, где собраны репродукции, макеты и другие «щепки» всемирно известного ширпотреба, стоит более внимательно всмотреться в Киш или Дроздовича, Жуковского или барочную деревянную скульптуру? Они многое расскажут об аутентично беларусской красоте и помогут отличить искусство, дизайн, архитектуру от их имитаций.  А также превратить смутный зуд украшательства, свойственный беларусам, в желание относиться к красоте осознанно, даже в чем-то рационально, избирательно и щепетильно.

На фото: Алена Киш, «Письмо любимому».