Арт

Прогрессивная цензура. Можно ли судить искусство по критериям морали

Акция Love Macht Frei в Освенциме, март 2017 года. Фото: Syg.ma

 

На волне толерантности и сочувствия жертвам насилия искусство подвергается новой цензуре: от творчества отстраняются «плохие» художники. «Журнал» разбирается, можно ли обосновать цензуру благими намерениями и куда ими вымощена дорога.

Стерилизация искусства

Все, как водится, началось с Харви Вайнштейна. После скандала его не только уволили из основанной им же компании Weinstein Co., но также исключили из Британской киноакадемии BAFTA и Американской киноакадемии – хотя принимают туда не за морально-этические заслуги, а спродюсированные Вайнштейном фильмы завоевали 81 «Оскар».

Однако обвиненный в сексуальном насилии теперь не только исключается из профессиональных ассоциаций, но и натурально стирается из кинолент. Так, Ридли Скотт и Sony Pictures вырезали все сцены с участием Кевина Спейси из уже готового фильма «Все деньги мира» и пересняли их с новым актером. Netflix разорвал со Спейси все связи: из сериала «Карточный домик» выбросили главного героя, а находившиеся в работе проекты заморозили.

Претензии уже начинают распространяться в прошлое. Когда на британском Netflix выложили культовый сериал «Друзья» (снятый в 1994 – 2004 годах), то оказалось, что под новые стандарты он не подходит. В нем обнаружили гомофобию, сексизм, расизм, фэтфобию и поощрение сексуальных домогательств. Вероятно, выйди первый сезон «Друзей» теперь – его бы заклеймили позором и закрыли. Мир так и не узнал бы, что «Друзья» могут стать одним из лучших комедийных сериалов в истории американского телевидения, завоевать «Золотой глобус» и шесть «Эмми».

Виктимная инквизиция

Все это как минимум противоречиво. С одной стороны, насилие и гомофобия – это действительно плохо. Но цензура в искусстве – очень сомнительный путь, какими бы благими соображениями она ни оправдывалась.

Если в фильме не может играть актер, обвиненный в преступлениях, связанных с сексуальным насилием, то как насчет обычного насилия? А что делать с любыми другими преступлениями – от вождения в пьяном виде до жестокого обращения с животными? Надо ли отменять выступления музыканта, который своим образом жизни явно пропагандирует употребление наркотиков и алкоголя?

Поднимается волна виктимного подхода к искусству, когда уже не только от творческих людей, но и от художественных героев ждут строгого соответствия новым нравственным идеалам. Это напоминает не работу искусствоведа, а скорее церковную инквизицию, когда Кевин Спейси оценивается не по его выдающемуся актерскому таланту, но сугубо по предъявленным (при этом не в суде!) обвинениям. В черно-белой картине мира, видимо, великими творцами должны быть только в высшей степени достойные люди, а далекие от моральной нормы автоматически не заслуживают признания через искусство.

Кевин Спейси в роли Фрэнка Андервуда в сериале «Карточный домик»

 

Нацисты, ватники и другие гении

Но мораль и талант далеко не всегда идут рука об руку: великий художник может оказаться мерзавцем, а милейшей души человек – ничтожным творцом.

Если Кевина Спейси нельзя показывать в кино, то можно ли изучать в университете философию Мартина Хайдеггер, активного члена НСДАП? Симпатиями к Гитлеру отличился также Ларс фон Триер, которого, кстати, и в сексуальных домогательствах также обвиняли. А еще фон Триер – так, между прочим – один из самых ярких режиссеров современности, обладатель каннской «Золотой пальмовой ветви».

Для многих коммунизм – не сильно лучше нацизма. Тогда встают вопросы о творчестве членов КПСС, которое чаще всего идеализировало и популяризировало советскую систему. Как оценивать творчество сотен деятелей культуры, поддержавших позицию Путина по Украине? И это только верхушка айсберга – в логике прогрессивной цензуры можно зайти очень и очень далеко.

Дух времени и контекста

Особенно некорректно судить задним числом, меряя современными этическими стандартами другую эпоху. Культура меняется, и приличные для «Друзей» в 1990-е шутки теперь кажутся «не ок» – впрочем, как будто это единственный элемент старых сериалов, выглядящий устаревшим.

«Друзья» были номинирован на премию «Эмми» 62 раза и считается одним из самых успешных сериалов в истории телевидения

 

Такое ретроспективное правосудие легко доходит до абсурда: например, когда написанную столетия назад литературу осуждают за гендерные стереотипы. Эдак можно обвинить древнегреческих драматургов, что в их трагедиях поощряется рабство.

И уж тем более странно ждать от героев художественных произведений сугубо «правильного» поведения. Настоящее искусство никому ничего не обязано, а попытка не к месту приплести морализаторство превращает художественное высказывание в унылую агитку на уровне букваря из детского сада, учащего детей «вести себя хорошо». Страшно представить, как представители виктимного подхода к искусству читают «Лолиту» Набоков: налицо культивация и идеализация такого поведения, в сравнении с которым голливудские скандалы просто меркнут.

Еще один случай спорной цензуры – негласный запрет на исполнение в Израиле произведений Рихарда Вагнера, одного из любимых композиторов Гитлера, чьи оперы транслировали громкоговорители в концлагерях. В данном случае цензуру можно несколько оправдать исключительным контекстом травмы. Но даже здесь у свободы творчества находятся защитники – «Ассоциация любителей Вагнера в Израиле» призывает положить конец бойкоту произведений композитора: «Был ли Вагнер антисемитом – бесспорно. Но ведь и Шопен, и многие другие известные композиторы тоже были антисемитами. Что с того? Мы считаем, что современный поклонник музыки должен быть знаком и с его чудесными произведениями».

Кстати, в Гуантанамо для пыток использовали треки AC/DC, Metallica, Эминема, Бритни Спирс, Селин Дион и даже «We are the Champions» группы Queen – вроде бы еще никто не додумался на этой почве призывать к их запретам.

Угнетение в борьбе с угнетением

Тема толерантной цензуры в искусстве великолепно демонстрируется в «Квадрате» Рубена Эстлунда, который в 2017 году получил «Золотую пальмовую ветвь» на Каннском кинофестивале (впрочем, как и положено чрезвычайно талантливому произведению, фильм многогранен, и это лишь одно из прочтений).

В киноленте Эстлунда общество затравило музейного куратора, главного героя, за слишком креативную рекламу выставки: шведская девочка-нищенка взрывается под закадровый текст «Сколько еще бесчеловечного должно произойти, прежде чем мы достучимся до вашей человечности?». При этот весь фильм между делом демонстрируется ежедневное игнорирование повсеместных нищих, но сама проблема никого не волнует, главное – разобраться с куратором, создателем «неприемлемого» ролика. И когда интеллектуальную дискуссию с художником прерывает бранью сумасшедший – общество становится на сторону последнего, призывая сочувствовать больному и дать ему равное пространство для самовыражения (мимоходом забывая про право художника высказаться в музее на художественную тему).

Кадр из фильма «Квадрат», режиссер Рубен Эстлунд

 

Как отмечает кинокритик Антон Долин, «режиссер точно почувствовал и емко передал утопическую природу contemporary art, существующего в мире небезупречных, порочных, слабых человеческих существ». В этих и других сценах «Квадрат» наглядно демонстрирует, как в борьбе за права различных притесняемых групп общество ненароком превращает художников в одну из таких групп.

Провокационное творчество не обходится без жертв

Но иногда репрессии в отношении художника не только возможны, но и необходимы с художественной точки зрения. Провокация, конфликт с общественной моралью – зачастую неотъемлемая часть искусства, тем более современного. Зритель реагирует негативно, агрессивно – и становится соавтором, потому что без такой реакции произведение не было бы полным.

Так суд над Петром Павленским был мощным продолжением его художественных высказываний: например, акционист вызывал свидетелями проституток, чьи искренние суждения о современном искусстве оказывались удивительно похожи на официальные экспертизы.

Минский мурал греческого художника iNO «Безымянный человек» был силен именно тем, что вызвал одновременно и возмущение, и любовь окрестных жителей, петиции с призывами закрасить мурал и закрасить недовольных. Именно через конфликт минчан удалось спровоцировать на рассуждения «Кто должен определять облик городской среды? Каким мы хотим видеть уличное искусство?». Для этого художник может потерпеть и критику, и даже уничтожение своей работы: власти еще два года назад приняли решение «удалить или изменить» мурал – но по факту «Безымянный человек» до сих пор сохраняется в том виде, в каком его оставил iNO.

Значительно больше придется потерпеть Адаму Беляцкому и Никите Володько – молодым беларусским режиссерам, которые участвовали в хэппенинге у ворот бывшего концлагеря Аушвиц (Освенцим) в Польше. В марте 2017 года 12 человек разделись, сковали себя наручниками и под баннером «Love» зарезали овцу. Участники называют свои действия художественной акцией против войны: «Всё зрелище перформанса не должно вызывать симпатии к нам, оно должно заставить понять, как ужасна война и по сей день».

Многие в Польше – да и за ее пределами – сочли себя оскорбленными действиями акционистов. Собственно, такие острые формы художественного высказывания и выбираются для того, чтобы шокировать публику, привлечь дополнительное внимание: без суда это было бы фиаско. В итоге Володько осужден на 1 год и 2 месяца лишения свободы, а Беляцкий — на 1 год и 6 месяцев.

Не ангелы

Настоящее искусство – это чаще всего не молочная река с кисельными берегами, а художники – не ангелы. Да, творческая профессия не является оправданием нарушений закона. Но точно так же аморальное поведение и сомнительные взгляды художника сами по себе не должны становиться препятствием к продолжению творческой карьеры. Как показывает история, этические нормы меняются, художники с их пороками уходят – а великое искусство остается.

Читайте дальше:

2017. Итоги. Умники отгребают первыми

«Художники – это бесполезные люди!» Как узбекского художника заплевали семечками в Минске

Дело о граффити. О чем говорит «Безымянный человек»