Арт

Очень сладкое кино

В мае 2015 года в прокат вышел новый фильм режиссера Александры Бутор «Сладкое прощание Веры». Среди новинок беларусского кино множество фильмов, снятых женщинами. Но стоит ли усматривать в этой тенденции поднимающуюся волну «женского беларусского кино»? Судя по самим фильмам – это пока не яркие авторские работы, а попытки занять ниши, покинутые режиссерами-мужчинами.

В современном российском в кино в последнее время много говорят о «женской волне». Новое женское кино – женское прежде всего в том смысле, что сделано оно женщинами-режиссерами, но не обязательно только для женской аудитории. Нигина Сайфуллаева («Как меня зовут»), Наталья Мещанинова («Комбинат «Надежда»»), Анна Меликян («Русалка», «Звезда»), и конечно, Валерия Гай Германика («Все умрут, а я останусь», «Да и да») снимают не для школьниц (как раз на них рассчитан усредненный прокат голливудских фильмов), и не для женщин бальзаковского возраста, которым адресована телепродукция. Снимают они для требовательной молодой аудитории, достаточно продвинутой в современном кино и небезразличной к социальным темам. Женский взгляд на реальность видит новые развороты старых тем, новые способы их подачи: взаимоотношения в семье, с любимыми, поиск своего «я», столкновение мечты и суровой действительности. Все больше женщин получает хорошее кинообразование, благодаря большей открытости структур получают больше возможностей и ресурсов, чтобы работать.

За последние пару лет можно было подумать, что в беларусском кинематографе обозначился тот же тренд: почти все полнометражные фильмы, которые в последние год-два выходили в прокат и привлекали внимание – тоже дело рук женщин. Прошлым летом в прокат неожиданно вышло «Зло» Ирины Брель – «независимое» кино, снятое начинающей режиссером за свои деньги. Фильмы «Белые росы. Возвращение» и «Сладкое прощание Веры» Александры Бутор два года подряд выходят на главной киностудии страны. Детское кино снимают в Беларуси теперь в основном женщины-режиссеры – тому пример картины Елены Туровой «Рыжик в Зазеркалье» («Беларусьфильм») и Натальи Галузо «Тимур и команда» (Кинокомпания «Иллюзион»).

Но действительно ли в Беларуси наметилась своя «женская волна»? Какой уникальный вклад эти фильмы вносят в развитие беларусского кинематографа? Постараемся ответить на эти вопросы на примере самого свежего из упомянутых фильмов, мелодрамы Александры Бутор «Сладкое прощание Веры», вышедшей на экраны страны в мае 2015 года.

Хотелось бы с ходу назвать «Сладкое прощание Веры» классической мелодрамой, но как-то не получается. Сюжет вроде бы про «любовь-морковь»: немолодая стюардесса (литовская актриса Неле Савиченко-Климене), всю жизнь ждет своего единственного – женатого летчика в исполнении Юозаса Будрайтиса. Но ничто не вечно на земле – оба влюбленных постарели и отправлены на пенсию, у обоих сдает здоровье. Понимая, что рискует умереть в одиночестве, стюардесса Вера решает заранее организовать собственные похороны. Так она и знакомится с молодым энергичным парнем (Павел Харланчук), который помогает ей снова ощутить красоту жизни и почувствовать себя живой. В пересказе сюжетный каркас выглядит многообещающе, однако само развитие заданной ситуации в фильме оказывается гораздо менее захватывающим.

Во-первых, и в главных, в фильме нет той полноты психологического напряжения и глубины конфликта, который в принципе может привлечь в мелодраме. Начинается фильм откровенной и печальной любовной сценой с участием уже немолодых Будрайтиса и Савиченко-Климене. Любовь закончилась, и жизнь тоже: выгорело все, и чувства, и сердце главной героини. Автор сценария (она же – режиссер) предлагает новый вариант судьбы для стюардессы Веры – платоническую любовь с молодым человеком. Но если «старая любовь» в фильме хоть как-то обоснована (даются намеки на то, что в прошлом имела место некая «красивая история»), то «новая любовь» опирается лишь на смесь юношеского восхищения тем, как много успела попутешествовать Вера по миру, и сочувствием к ее увяданию.

На что рассчитывает Вера – тоже по-житейски не понятно. Авторы фильма живописуют нам новозародившуюся любовь как сплошные прогулки по паркам с поеданием мороженного и смущенную болтовню на мимолетные темы. Верит ли в этот союз сама режиссер, не рискнувшая на протяжении фильма показать большую близость между этой любовной парой, чем неловкое объятие и держание за руку? Все это выглядит настолько романтизированно и пафосно, что гармонично существовать могло бы только в кино 1950-х годов. Даже на фоне какого-нибудь хорошо прописанного мелодраматического российского сериала, в этой истории видится не то чтобы фальшь, а скорее плоскость картинки, неспособность глубоко разобраться с поставленной темой: что в действительности могут друг другу дать зрелая женщина и юный мужчина?

Во-вторых, не блещет фильм и яркими западающими в душу образами. Вроде бы, сценарий дает для этого потенциал – тут и стюардесса, и бывший летчик, и работник ритуального агентства. Но на деле выходит все сугубо схематично.

После Дорониной и Литвиновой образ стюардессы требует какого-то особого подхода. Контекст задан очень мощно: бортпроводница в кино уже заранее овеяна флером романтизма, предельной женственности и самоотверженности в любви. И этим контекстом хорошо было бы умело воспользоваться – добавить каких-то ярких нот, что-то досказать, домыслить. В фильме же ведется игра на понижение.

Неле Савиченко-Климене негде развернуться, из нее получился довольно одномерный персонаж, предсказуемый и неинтересный в своих реакциях, показанных языком киноштампов. Когда героиня в отчаянии – она рвет подушки и бродит по улице, бросаясь под машины. Когда ей хорошо, она потягивается и мечтательно закатывает глаза. Других глубоких переживаний мы в фильме не увидим – и это скорее режиссерский, чем актерский промах.

Почти то же самое и с Артемом – Павлом Харланчуком. Ему, наверное, меньше всех повезло с текстом – образ положительного парня, который живет за городом в частном доме вдвоем с собакой, ему вполне удался бы, если бы не полная бессмысленность почти всех текстов, которые ему приходится произносить. Будрайтис, который вообще не играет, а хмуро присутствует на экране, выглядит среди этой троицы наиболее убедительно. А толку-то? Ни психологически достоверной истории, ни яркого жанрового кино из этой истории все равно не склеивается.

В-третьих, это не беларусское кино. Речь в данном случае идет не о языке или тематике. Для того, чтобы хоть как-то уравновесить безликость этого фильма как мелодрамы, очень пригодился бы хотя бы обаятельный городской антураж. Ведь именно он показался таким заманчивым зрителям «Выше неба», его с удовольствием находят и в беларусьфильмовских поделках – лишь бы промелькнули на фоне знакомые пейзажи – уже приятно, и вроде бы про нас. Но «Сладкое прощание Веры» – не минское кино. Герои оперируют анонимным выражением «в нашем городе», хотя по картинке совершенно не понятно, где этот город может находиться – в Беларуси, в России, в Европе? В аэропорте узнается «Минск-2», однако все минские улицы и парки замаскированы и обезличены - Верхний город или Парк Победы распознать можно, но радости узнавания «своего-родного» это не приносит. Вильнюсским колоритом в фильме и не пахнет... Благодаря симбиозу беларусских и литовских актеров у зрителя в голове и вовсе образуется полная неразбериха – а может все-таки события происходят в Литве? Тогда почему у всех героев русские имена?

В итоге, вопреки авторской задумке рассказать универсальную человеческую историю, которая могла бы произойти где угодно, действие развивается «в нигде». В картонных декорациях, в павильонах, в пространстве очищенной от всех признаков реальности. Это закономерно, поскольку автор, судя по всему, исходит не из действительности, а из аудитории, которой предназначен фильм – зрителей многочисленных третьесортных каналов СНГ, где фильм может составить конкуренцию такой же безликой продукции.

В-четвертых, фильм представляет собой как раз классическое беларусьфильмовское кино. Таковым его делает фирменная «детскость», боязнь углубиться в тему, неспособность раскрыть определенную идею средствами кино. То, что волнует режиссера, намечено грубыми штрихами и выражено поверхностно, как в студенческом скетче. К примеру, Артем, который скоро станет последней любовью героини, служит в ритуальном агентстве. Впервые приходя к ней в дом, чтобы принять заказ, он измеряет ее портновским сантиметром (для гроба), отпускает нелепые шуточки. Дурацкий юмор, типа предложения женщине, которая ни разу не была замужем, приобрести по этому случаю белое надгробие, видимо, должен был задеть зрителя своей экзистенциальной остротой. В действительности же подобного рода юмор вызывают скорее чувство неловкости и смущения – неужели автор так и не определился, мелодраму он снимает или ролик для программы «Аншлаг»?

Примеры можно приводить бесконечно, и изо всех них торчат фирменные белые нитки «Беларусьфильма»: молодой парень, который только что плясал с бывшей стюардессой под «абстрактную музыку в абстрактном ресторане», а провожая ее домой, читает «Муху-цокотуху». Что это, вопиющая неспособность заложить в сценарий адекватный диалог двух людей разных поколений, которые постепенно влюбляются друг в друга? Или, опять же, пионерский подход к реальности, где якобы так бывает?

В «молодом, динамично развивающемся» ритуальном агентстве – сплошь молодые сотрудники, сексуальные девушки и парни, которые закатывают такие корпоративы, что чад стоит на полгорода. На этих корпоративах «ритуальные агенты» напиваются в хлам и разбиваются на пары, чтобы «зажечь» уже совсем по-взрослому. Знали бы Ильф и Петров, а также выдуманный ими «уездный город N», как продвинутся в будущем похоронные конторы!

По какой-то причине довольно состоятельный летчик, имеющий свой особняк, внезапно заболев сердцем, вынужден лежать в больничном коридоре. Это настораживает. Ибо даже во второсортных сериалах придается гораздо больше внимания достоверности и узнаваемости повседневных ситуаций. Тут снова какие-то абстракции и чистые условности – не цепляйтесь, сняли где могли.

В случаях, когда надо изобразить многозначительность, на помощь режиссеру приходит кинокран – вместо того, чтобы показать проникновенный диалог, дается красивый отъезд от героев, которые, к примеру, стоят на мосту и беседуют. Сюда же, в разряд «умилительных» приемов – и пафосный параллельный монтаж: в какой-то момент все герои драмы начинают по-разному страдать и мокнуть под дождем. Здесь зритель должен был бы сделать вывод о том, что все-то, по-своему, хорошие люди, и достойны самого искреннего сожаления. Если бы не нарочитость приема – и не только этого, а вообще всех, используемых в фильме, чтобы «дожать эмоцию».

Итак, получается, что в «Сладком прощании Веры» абстрактные люди живут в абстрактном городе, танцуют под абстрактную музыку, посещают некий абстрактный хороший ресторан. История, которая с ними происходит, достаточно нетривиальная по своей сути, к сожалению, также превращается в абстрактную, и в силу этого не трогает так, как могла быть тронуть.

Можно ли назвать кино Александры Бутор авторским высказыванием? Ощутимо, что ее личный вклад в фильм очень велик: это и режиссура, и соавторство в создании сценария. Тем не менее, «беларусьфильмовский» подход к материалу забивает все эти усилия, ставя фильм в ряд множества схожих по жанру. Даже если мы сравним «Сладкое прощание Веры» с прошлогодним дебютом Ирины Брель, фильмом «Зло», по ряду критериев выигрышней будет выглядеть последний.

В фильме Брель, который много и за дело критиковали, нет твердой руки, сценарий откровенно слаб, полно режущих глаз шероховатостей. Зато видно сильное желание режиссера высказаться на задевшую ее тему. В своем порыве она местами настолько захлебывается, что доходит до трэш-абсурда. Но это ведь дебют! Зато когда смотришь фильм Александры Бутор, диву даешься, насколько можно тем же профессионализмом нейтрализировать живой посыл и идею: все снято гладко, внятно, без огонька, но аж приторно.

Женское авторство (с акцентом на обоих словах) в фильме проявляется лишь в тех рамках, которые задает формат, бюджет, аудитория.

Не хотелось бы обобщать, но напрашивается гипотеза, что женщины-режиссеры сейчас просто занимают нишу, в которой устали сражаться мужчины-режиссеры – к примеру, те же «ЗК» (Кудиненко, Колбышев, Кононович), которых ранее приглашали на «Беларусьфильм» поправить ситуацию в беларусском кино. И то, что у женщин в этой нише получается пока сделать – это не совсем «национальное кино». Даже не «женское кино». Скорее, по уровню пафоса и «наива», это очень сладкое кино.