Политика

«Нам стыдиться нечего». Почему власть боится «переписывать историю»

Монополизируя знания о прошлом, «государство для народа» навязывает обществу свое представление о настоящем и будущем.

Александр Лукашенко пополнил официальный список вызовов «беларусской модели» вызовом «желающих переписать историю». Произошло это на недавней церемонии вручения дипломов в Академии наук Беларуси:

«Сегодня многие пытаются переписать историю. Никак не могут утихомириться. И вам необходимо достойно ответить на этот вызов. Оставить потомкам объективное представление о нашей жизни. О той истории, которая действительно была».

Спору нет, проблема объективных представлений «о той истории, которая действительно была», актуальна в беларусском обществе. Ограничусь одним примером. В июне 2015 года на вопрос социологов НИСЭПИ: «Вы поддерживаете или осуждаете подписание пакта о ненападении между фашистской Германией и СССР?» варианты ответов «определенно поддерживаю/скорее поддерживаю» выбрало 39% респондентов, «скорее осуждаю/определенно осуждаю» – 16%, «ничего не знаю об этом» – 29% и затруднились с ответом – 16%.

Таким образом, почти половина взрослых белорусов (45%) не имела мнения по данному вопросу. Чей это «косяк»? Полагаю, государственной пропаганды. Но в каком направлении ей следует работать для его устранения – в направлении «осуждающих» или «поддерживающих»?

Ответ не очевиден. «Беларусская модель» свою историческую легитимацию видит в победе над нацистской Германией, что позволяет не замечать преступлений ленинско-сталинского тоталитаризма («красный террор», война с крестьянством, голодомор, массовые репрессии). Список обширен. Свое место в списке есть и у пакта Молотова-Риббентропа, без которого невозможно сформировать представление «о той истории, которая действительно была».

Свежий пример. 1 февраля на встрече с председателем КГБ Вакульчиком глава государства отметился очередным откровением: «Нам стесняться старого нечего. К нам претензии – к чекистам – предъявить трудно. Во-первых, мы были частью системы, и тем не менее безобразий у нас в Беларуси всегда было меньше. Поэтому я прямо и откровенно об этом сказал – нам стыдиться нечего».

Простенько и со вкусом. Чего стесняться? Будучи частью системы, мы выполняли приказы. Следовательно, никакой ответственности не несем. Это православные христиане отвечают персонально перед богом за исполнение десяти заповедей, среди которых есть и заповедь «не убий». А на православных атеистов божьи заповеди не распространяются.

Три стадии настоящего

Главный вызов для простого человека сегодня – это вызов неопределенности. Он разрушает сложившуюся «картину мира», генерируя тем самым чувство дискомфорта. А исторические сюжеты (как правило, со значительной долей мифологического компонента) являются неотъемлемой частью таких картин.

Но против переписывания истории выступил глава государства, человек «с двумя высшими образованиями», одно из которых было получено на историческом факультете Могилевского педагогического института! Восклицательный знак вполне уместен, т.к. история, тут было бы трудно не согласится с российским интеллектуалом Денисом Драгунским, – «это и есть бесконечный процесс ее переписывания. Другой истории просто не бывает».

Это хорошо понимал еще Блаженный Августин (354-430 гг. н.э.). Он отказывал прошлому и будущему в праве на существование, признавая только различные стадии настоящего: прошлое настоящего, настоящее настоящего и будущее настоящего.

История – это только то, что мы знаем о ней в режиме «здесь и сейчас». Этот вывод справедлив и для будущего. Поэтому нет ничего удивительного в том, что прошлое (история) постоянно изменяется (переписывается) под воздействием настоящего. Не переписывать историю невозможно, и активность «нежелающих утихомириться» здесь не при чем.

Хаос Перестройки как шанс для директора совхоза

Главная проблема «беларусской модели» – сохранение стабильности. Учитывая персоналистский характер отечественного авторитаризма, стабильность следует понимать как несменяемость сами знаете кого.

Для решения этой задачи нужен определенный тип истории, с помощью которой государственная пропаганда могла бы, опираясь на прошлое, воевать за настоящее и будущее. В этой связи нельзя не упомянуть фильм британского режиссера Ианнуччи «Смерть Сталина», который в Беларуси сначала вроде как запретили, но в итоге разрешили к прокату.

У историков есть замечательный термин – «используемое прошлое», означающий прошлое, пригодное к использованию. Вот память о Великой Отечественной войне для Лукашенко относится к используемому прошлому, а память о событиях, положенных в основу фильма Ианнуччи – нет.

Товарищ Сталин, Отец Народов, Лучший Друг Железнодорожников, лежащий в луже собственной мочи. Это как? «И в этом, наверное, – главная угроза фильма для нынешней власти, – поясняет историк, журналист Сергей Медведев. – Правителей у нас принято изображать великими, страшными, беспомощными (как в «Тельце») или отвратительными (как в «Хрусталеве») – но никак не смешными».

По этой же причине фильм Чарли Чаплина «Великий диктатор» (1940), политическая сатира на нацизм и Гитлера, был запрещен не только в странах «оси», но и в СССР. В качестве цензора, отказавшего фильму в праве на показ, выступил… Сталин.

Порядок рождается из хаоса. В качестве повивальной бабки истории, сформировавшей РФ и Беларусь, выступил хаос Перестройки. Если бы не он, какие были бы шансы у директора совхоза и подполковника КГБ стать лидерами соответственно беларусской и российской наций? Вопрос риторический – и потому ответ на него очевиден. Но это не мешает Путину и Лукашенко проводить политику, отрицающую исторические основы собственных стран. Фактически они ведут войну с историей, не отдавая себе в этом отчета.

Постоянное противопоставление «лихих 90-х» современной стабильности – это прием, позволяющий одним выстрелом убить двух зайцев: дискредитировать политических противников (либералов, националистов, правозащитников) и убедить народ в необходимости сплотиться вокруг персонификаторов власти.

Триада Муссолини

Принудительная идентификация населения с властью выстраивается сегодня в соответствии с формулой главного теоретика и практика фашизма – Бенито Муссолини: «Все в государстве, ничего вне государства, ничего против государства». Такая формула исключает любые попытки оценивать деятельность государства как преступную («нам стыдиться нечего»).

«Абсурд ситуации в том, что бóльшую солидарность с таким государством проявляют как раз те группы, которые в прошлом сильнее пострадали от репрессий и государственного произвола, насилия, унижения: бедная и депрессивная периферия (село, малые города, люди с низким образованием и, соответственно, доходами, родители которых были крестьянами и рабочими)», – отмечает директор «Левада-центра» Лев Гудков.

Абсурду можно подобрать простое объяснение. Население депрессивной периферии не в состоянии сегодня выжить «вне государства», и потому осознано старается не иметь «ничего против государства».

Вновь обратимся к опросу НИСЭПИ. В июне 2016 года однозначно «своим» считало беларусское государство только 30% белорусов, но среди тех, кто доверял Лукашенко, данный показатель составил 62%, а среди тех, кто ему не доверял, – около 6%. Разница – на порядок!

Беларусское государство является своим для людей с начальным образованием (70%) и для людей в возрасте 60-и лет и старше (54%). Но люди с такими социально-демографическими характеристиками и составляют ядро депрессивной периферии.

Это мое государство, оно защищает мои интересы	30
Это лишь отчасти мое государство, оно недостаточно защищает интересы таких как я	47
Это не мое государство, оно не защищает мои интересы, и я не доверяю ему	15
ЗО/НО	8

Распределение ответов (в процентах) на вопрос «С каким из следующих утверждений о белорусском государстве, построенном при президенте Лукашенко, вы бы согласились?», опрос НИСЭПИ, июнь 2016 года

 

Полная идентификации с государством не способствует сохранению массовым сознанием исторической памяти о государственных преступлениях, блокирует формирование иного понимания событий прошлого и настоящего, кроме «данного в ощущениях» государственной пропагандой.

Поэтому не стоит удивляться, что устойчивость властной «вертикали» не в последнюю очередь есть функция от навязанных государством представлений о прошлом.

Читайте дальше:

Независимость от зависимости. Кто на самом деле определяет суверенитет Беларуси

«Беларусская модель». Краткий курс роста и деградации

Закон или справедливость. Почему беларусы перестают верить власти

Политический кризис в Беларуси. Все еще только начинается