Арт

Большой театр Беларуси в поиске своего пути

1257 Ольга Борщева

Новый сезон в беларусской филармонии открылся фрагментами из опер «Тарас Бульба» Яначека и «Мазепа» Чайковского, а в Оперном театре – «Пиковой дамой». Высокое искусство, как оказывается, вполне может идти в ногу с политической конъюнктурой. «Журнал» разбирался, что сегодня представляют собой беларусские опера и балет, и соответствуют ли они эстетическому запросу общества и духу современности.

Международный театральный форум «ТЕАРТ» открывается в Большом театре Беларуси «премьерой» «Жар-птицы». Это – реконструкция «русской хореографической сказки», созданной Стравинским, Фокиным и группой художников на заре XX века по заказу Дягилева для «Русских сезонов». Постановку уже в то время, когда работа над ней ещё только велась, упрекали в неспособности заинтересовать своей проблематикой взрослых людей, недостаточной разработке драматического действия, нехватке актуальности. Александр Бенуа писал: «Хуже всего – что герой балета, Иван Царевич, случайно попадающий в погоне за огненной птицей в запретные сады Кащея, и полюбившаяся ему царевна – Ненаглядная краса, остались, в сущности, чуждыми и далёкими для зрителя. Это – трафаретные фигурки из картона, а не живые существа; им не веришь, и болеть за них невозможно».

И сейчас на фотографиях с репетиций – привычные лубочные картинки, которые в своё время проектировались для того, чтобы представить западным зрителям сусально-экзотический образ русской культуры. Это кажется тем более странным, если принять во внимание, что есть своя, оригинальная версия «Жар-птицы», предложенная Валентином Елизарьевым, от которой театр решил отказаться.

Открывая театральный форум подобной «премьерой», Большой театр Беларуси репрезентирует себя скорее как замшелый провинциальный традиционный музей, а не живая, ведущая диалог с современностью творческая лаборатория. Сегодня театр делает ставку, скорее, на зрелищность, масштабные декорации и реконструкции в традиционном ключе, а не пытается генерировать новые смыслы, в том числе, используя классическое наследие для осмысления проблем, с которыми сталкивается современный человек и конкретное беларусское общество.

В качестве параллели «Жар-птице» может рассматриваться постановка «осенней сказочки» Римского-Корсакова «Кащей Бессмертный», где настолько интенсивно используется компьютерная графика, что иногда появляется ощущение, что находишься на деревенской дискотеке со светомузыкой.

«Кащей Бессмертный». Режиссёр – постановщик – Галина Галковская. Художник-постановщик – Любовь Сидельникова. Фото с официального сайта театра

 

Критика приняла эту постановку положительно, делая упор на аутентичности прочтения, но контраст между хвалебными рецензиями и непроходимой скукой, от которой изнывают зрители на этом спектакле, не устаёт поражать. «Я выдержал армию – выдержу и "Кащея"», – в этом зрительском заявлении содержится наиболее объективная оценка работы постановщиков. Можно предположить, что спектакль, который часто идёт в дневное время, ставился с расчётом на малышей, поскольку иллюстративная интерпретация его сюжетных коллизий вряд ли способна тронуть взрослого зрителя. Но дети на нём зевают и бьются головой о кресла точно так же, как и взрослые, потому что это – спектакль-картинка, в котором отсутствует живой драматургический и музыкальный нерв.

Заслуги генерального директора театра Владимира Гридюшко бесспорны. Он придал ряд новых импульсов беларусскому оперному искусству. Это – интенсификация сотрудничества с зарубежными театрами и исполнителями, нашедшая своё выражение, в том числе, в Минском международном Рождественском оперном форуме, организации гастролей театров стран Балтии и так далее. Но директор в беларусском Большом выполняет функции, которые, скажем, в немецких театрах распределяются между тремя интендантами, один из которых отвечает за оперу, другой за балет, а третий решает хозяйственно-экономические вопросы и взаимодействует с городской администрацией. То, что директор по ряду причин вынужден быть специалистом во всех областях и сферах, не может не сказываться на работе театра.

Сезон 2014/2015 открылся «Пиковой дамой» – самым, пожалуй, провинциальным спектаклем беларусского Большого. Здесь к советским традициям постановки этой оперы Чайковского, закреплённым в фильме 1960 года, попытались привязать идею болгарского режиссёра Пламена Карталова: показать мир сквозь призму больного сознания Германа-шизофреника.

«Пиковая дама». Режиссёр-постановщик – Пламен Карталов. Художник-постановщик –Александр Костюченко. Художник по костюмам – Нина Гурло. Фото с официального сайта театра

 

На примере «Пиковой дамы» отчётливо проступает тенденция: выбирая оперы для новых постановок, мало принимают в расчёт голоса, имеющиеся в театре (в котором много молодых голосов, слишком лёгких и хрупких для исполнения напряженных драматических партий). В частности, фактически нет тенора на главную партию Германа. Сергей Франковский слишком часто выходит на сцену, и перегрузки уже существенно сказываются на его голосе: петь Германа в оригинальной тональности он не в состоянии. Несмотря на блестящее выступление ряда исполнителей, слабая дирижёрская работа и вопиюще безвкусная сценография превращают посещение «Пиковой дамы» в своеобразную пытку. Те же претензии можно предъявить и к новой интерпретации «Риголетто».

На фоне этих двух блеклых премьер предыдущего сезона иначе начинают смотреться размашистые постановки главного режиссёра Большого театра Михаила Панджавидзе. Его спектакли, по крайней мере, всегда выводят зрителя из душевного равновесия, провоцируя желание пусть спорить, но, во всяком случае, думать, вызывают живые эмоции, как бы они ни были окрашены. С одной стороны, в постановках Панджавидзе нет ничего кардинально новаторского, экспериментального. Они рассчитаны на любителей грандиозных реалистических спектаклей. В то же время, его работы являются современными по своей художественной атмосфере. Панджавидзе, как правило, стремится внести в свои спектакли дополнительное измерение, будь то репрессирующая роль тоталитарного государства в «Аиде» или тема Холокоста в «Набукко». Панджавидзе не боится и более смелых режиссёрских решений. Так, в «Турандот» «космические» стражники в дартвейдеровских шлемах выходят на сцену на платформах, пугающе грубо ударяя саблями о щиты.

«Аида». Режиссёр-постановщик – Михаил Панджавидзе. Декорации и костюмы – народный художник Беларуси Евгений Чемодуров. Фото с официального сайта театра

 

Известно, что репертуар советских оперных театров всегда был очень ограничен: Верди, Пуччини, русская опера XIX века. Из тридцати девяти опер Россини – только «Севильский цирюльник».

Большой театр Беларуси продолжает работать в рамках советской традиции, руководствуясь теми же принципами при отборе произведений и переставляя раз за разом одни и те же оперы – снова «Аида», снова «Тоска», снова «Севильский цирюльник», снова «Кармен» и «Пиковая дама».

За кадром остаются барочные оперы и оперы в стиле бельканто, сочинения композиторов XX-XXI веков, оперы Моцарта, немецкая музыка, мало ставится произведений беларусских композиторов. Гастролирующие театры тоже привозят проверенные, надёжные варианты: не выезжая из Минска, можно было увидеть три «Травиаты», которые представили Музыкальный театр им. Станиславского и Немировича-Данченко, Латвийская национальная опера и Национальная опера «Эстония».

Оживление в репертуар внёс «Летучий голландец», первая беларусская постановка оперы Вагнера, осуществлённая приглашенным австрийским дирижёром Манфредом Майерхофером и немецким режиссёром Хансом-Йоахимом Фрайем. Большой театр Беларуси – это, скорее всего, единственное место, где им аплодировали стоя.

Узкий набор произведений оправдывают и объясняют тем, что на другие спектакли беларусские зрители не пойдут. И, действительно, в малой популярности не истасканных произведений можно легко убедиться. Так, концерт «Озарения» к столетию Бриттена проходил в камерном полупустом холодном зале. Получается замкнутый круг: с одной стороны, оперы барочных, беларусских, современных и т.д. композиторов не ставятся, потому что на спектакли не будут проданы билеты. С другой стороны, ничего не делается для того, чтобы увлечь зрителей теми произведениями, названия которых пока не так хорошо знакомы или которые являются более сложными для восприятия. Театр пытается привлекать зрителей исключительно за счёт рекламы в СМИ, но не проводит никаких образовательных мероприятий для публики, и сам существует, можно сказать, в интеллектуальном вакууме.

В юбилейный год Верди о Верди можно было услышать только пустые фразы в рамках камерных концертов, вроде: «Джузеппе Верди – величайший оперный композитор, король оперы». Лекции на тему: «В промежутке между 1842 и 1893 годами: от тщеславия примадонн к тирании дирижёров» или «Табу и восхищение: Верди в Новой музыке» читались в оперных театрах других стран, ведь беларусский Большой не приглашает музыковедов, философов, культурологов для чтения докладов для зрителей.

Беларусские интеллектуалы также совсем не участвуют в подготовке театральных буклетов, в то время как в западных театрах принято заказывать для этих буклетов оригинальные исследовательские тексты. Никому, пожалуй, и в голову не приходит нанимать для этой цели беларусских интеллектуалов (как впрочем, и им писать что-либо об оперном искусстве). В то же время, опера – сложный жанр, который требует для своего понимания интеллектуальной работы, и, соответственно, для того, чтобы заманить зрителей на «Седую легенду», недостаточно всего лишь повесить в метро красивые картинки, где рукоятку меча обнимает венок из васильков.

К сожалению, в театре нет публичного пространства, в котором был бы возможен диалог со зрителями, не организуются дискуссии и обсуждения. В качестве примера, в немецких театрах проводятся так называемые «ночные разговоры», когда после спектакля зрители встречаются с командой постановщиков и с солистами. Один и тот же спектакль может обсуждаться в рамках таких «разговоров» многократно. Беларусские же зрители практически не имеют возможности лично встретиться с режиссёрами и исполнителями, им не предлагают открыто высказывать своё мнение. Иногда театр проявляет к зрителям открытое неуважение: например, для удобства проведения банкета по случаю завершения IV Рождественского оперного форума «замуровали» лестницу и дверь на балкон по правой стороне, вынудив зрителей пробираться на свои места c центрального входа сквозь целые ряды по ногам друг друга.

То, что театр является в настоящий момент замкнутой монологичной организацией, во многом придаёт ему мертвенный налёт. Кроме того, здесь по мере сил стараются препятствовать появлению отрицательных рецензий на спектакли, которые просто не могут быть несовершенными. Театр здесь можно, по большому счёту, понять: в тех условиях, в которых он работает как государственное финансируемое из бюджета учреждение, появление негативной рецензии может обернуться непредсказуемыми последствиями. Поэтому рецензии должны быть очень осторожными и сдержанными, лучше хвалебными, тем более, что они функционируют в узких кругах, где все знают друг друга лично. От критиков требуют, чтобы они занимались рекламой, а не аналитикой. Малейшие сомнения в качестве постановки сразу же вызывают в театре претензии к автору, чья профессиональная пригодность и компетенция ставятся под вопрос. К слову, местные критики вообще не пользуются в театре особенным уважением: зачастую им даже не предоставляется место в зале, а предлагается сидеть на приставном стуле.

Но главной проблемой беларусского Большого является не перечисленное выше, а то, что в театре в настоящий момент нет выдающегося дирижёра, без которого всё рассыпается и теряет смысл.

Высказывая свои претензии к театру, конечно, нельзя забывать о том, что, по выражению Пушкина, «нет убедительности в поношениях, и нет истины, где нет любви». Большой театр Беларуси, бесспорно, есть, за что любить. В театре выступают замечательные солисты мирового уровня и прекрасный хор. Кроме того, здесь не так жёстко, как в режиссёрской опере, закреплены мизансцены, и тем самым предоставляется больше пространства для неожиданной импровизации, выражения свободных эмоций.

По большому счёту, государственное финансирование предоставляет все возможности для того, чтобы искать баланс между экспериментированием, поиском новых путей и поддержанием и развитием традиций. Большой театр Беларуси гордо носит титул «академического», что подразумевает работу с проверенными временем произведениями и использование надёжных, признанных художественных решений. Но в оперных партитурах и либретто можно видеть не только наследие, которое необходимо сохранять и реконструировать. Это также пространство для диалога с автором с позиций современности, исходя из наших теперешних знаний о других эпохах и из нашего жизненного и исторического опыта. Опера – поле поиска и размышления над истинами, которые является общими для наших предков и для нас, с нашими чувствами и темпами. Это – многомерное искусство, наслаждаясь которым, мы можем понять, в чём мы остались теми же, а в чём стали другими. Ведь опера позволяет остро ощутить, насколько иной опыт существования в пространстве и во времени имеет современный человек, как изменилась эмоциональная сфера и особенности формирования наших идентичностей.

 

Фото с генерального прогона «Жар-птицы» фотокорреспондента агентства «Минск-Новости» Сергея Пожоги

Комментировать