Арт

Мартин Путна: «Беларусь – не чёрная дыра»

Профессор пражского Карлового университета, известный чешский культуролог и литературовед Мартин Путна недавно побывал в Беларуси – и по возвращении опубликовал свой «Репортаж из страны, где есть куда более интересные вещи, чем Лукашенко и хоккей». «Журнал» публикует его в переводе с чешского с любезного согласия автора.

«Все приезжают, а вы уезжаете?» – полушутя спрашивал меня таксист по дороге из Минска в аэропорт. Да, «все» как раз ехали в Беларусь, наблюдать чемпионат мира по хоккею, а вместе с ним, хотя бы и боковым зрением, и еще за одним зрелищем – за Беларусью.

Режим Лукашенко тщательно готовился к возможности представить себя через хоккей. Умеют диктаторские режимы пользоваться спортивными событиями: совсем недавно мы были свидетелями организованного Путиным шоу в Сочи. А сегодня прямо в центре Минска, невзирая на все принципы городского планирования, строят (и, вероятно, не достроят вовремя) огромный отель. Вся страна заклеена плакатами с весёлым зубром-хоккеистом. Диссиденты соревнуются в черном юморе, гадая, кого из них посадят в тюрьму, чтобы те «не испортили шоу».

Но именно потому, что мир обратил взор на Беларусь, которая ещё совсем недавно казалась невидимой, и которую обычно отождествляют с Александром Лукашенко, стоит вспомнить о других аспектах беларусской культуры и общества. Судить о Беларуси исключительно по Лукашенко так же справедливо, как оценивать Чехию по Земану или Италию по Берлускони. Тот факт, что такие личности могут прийти к власти, многое говорит об их странах – но, к счастью, не всё.

 

Между Литвой, Польшей и «московитами»

На данный момент существует смутное представление о том, что Беларусь является и всегда была только тихой и послушной провинцией России – в конце концов, это же «Белая Русь». Подобное представление – такая же победа великорусской пропаганды, как и тезис о том, что Украина, громко заявившая о себе, сразу стала «фашистской». Беларусь имеет свою собственную историю, отличную от (велико-)русской, и во многом похожую на украинскую. Правда, с тем отличием, что беларусская история оказалась намного тише и незаметнее для остальной Европы.

Начало беларусской государственности относятся к средневековому княжеству с центром в Полоцке. Уже оно было ориентировано, скорее, на запад. «Золотым веком» Беларуси называют XVI–XVII века, когда она была частью Великого княжества Литовского и беларусская версия церковнославянского языка (или старобеларусский язык) была здесь официальным языком – до той поры, пока всё беларусско-литовское государство не стало частью образования ещё более сложного, то есть многонациональной Речи Посполитой. Тогда Беларусь, так же как и Украина, пережила свои эпохи гуманизма, реформации и барокко. В «золотой век», например, в Полоцке родился Франциск Скорина, который в начале XVI века в Праге перевел и напечатал первую восточнославянскую Библию. А Сымон Будны, в свою очередь, довел идеи реформации до радикального униатства и «арианства».

Эти культурные деятели зачастую не называли себя беларусами. Название Беларусь изначально имело скорее географический характер, наряду с ним функционировала и Червонная Русь (позднее – Галиция), и Черная Русь (сегодня – западная часть Беларуси). Местные жители называли себя либо по государственной принадлежности – литвины (в том же смысле, что в старой Венгрии, где были словаки-венгры, которые вовсе не были мадьярами), либо по языковому признаку – русские (иногда – русины).

Это они, сегодняшние беларусы и украинцы, являются наследниками Киевской Руси, а язык их – «русский». Те же, кто жил дальше на восток –«московиты» (или москали), и язык их «московский».

В музее беларусского книгопечатания в Полоцке находится и «Беларуска-маскоўскі слоўнік», вышедший ещё в 1920 году в Вильнюсе, который до того времени всё ещё был центром беларусской культуры, более важным, чем Минск.

Между тем, политические судьбы Беларуси решали уже «московиты», к которым эта страна перешла в конце XVIII века в результате трех разделов Речи Посполитой. Культурные судьбы всё ещё решали поляки. Тогда, в XIX веке, собственно, и родилось новое беларусское возрождение, теперь уже собственно с названием «беларусское» – как осколок антироссийского польского возрождения.

Уроженцем Беларуси был главный классик польского романтизма Адам Мицкевич, а из его окружения вышли первые современные беларусские филологи и писатели, именно двуязычные польско-беларусские интеллектуалы. В свое время известные романы о беларусской деревне писала ещё одна уроженка Беларуси, классик польского реализма Элиза Ожешко. В них показаны суровые деревенские жители, мини-вставки в диалогах которых (со словами «бацька», «грошы», «хадзі», «хвароба») лишь изредка дают читателю понять, что это не совсем польские деревенские жители.

 

Расстреливай и властвуй

Первая половина XX века наконец-то обещала исполнить беларусские чаяния – превратиться из региона с полузабытым славным прошлым в независимый народ со своим государством. После падения царизма была объявлена Беларусская Народная Республика.

Но после того как она всё-таки закончила свое недолгое существование и территория Беларуси досталась большевикам, советская власть содействовала «беларусизации» страны – конечно, в попытке вытеснить польские культурные реминисценции. Таким образом, 1920-е годы представляют для беларусскоязычной культуры небывалый расцвет, а 1930-е – столь же небывалую катастрофу. Украинский термин «расстрелянное возрождение» мог бы подойти и беларусской литературе.

Если листать справочник о беларусских писателях первой половины XX века, будут встречаться разные даты рождения, но даты смертей почти всегда – 1937 и 1938 гг. Тогда почти все гибли в застенках НКВД или в ГУЛАГе. Выжили немногие – ценою согласия стать глашатаями сталинского реализма; таким образом они получили официальную похвалу, а позже были увековечены в памятниках и названиях улиц. Существует версия, по которой самый известный из этой плеяды, Янка Купала, – поэт, произведения которого не только заучивают школьники, но и исполняют беларусские рокеры – который по официальной версии случайно упал в шахту лифта, был на самом деле убит сталинской полицией.

О Минске существуют такие же единодушные стереотипы, как и о всей Беларуси. Минск предстает городом чисто «советским», непривлекательным и без истории, застроенным отвратительными советскими блочными домами и населенным скорбными людьми. Неверно!

Во-первых, Минск имеет барокко-классицистский Старый город, по крайней мере, фрагментарно сохранившийся и в последнее время реконструируемый или даже заново отстраиваемый. Католический кафедральный собор в эпоху социализма был «кирпичом» между выдвинутыми вперёд домами, достаточно было «просто» снести это заграждение, возвести башни и обустроить интерьер. Некоторые другие, полностью разрушенные церкви были заменены репликами, равно как и старая Ратуша – напоминание о том времени, когда Минск, как и другие города Великого княжества Литовского, имел Магдебургское право.

Во-вторых, новый центр Минска, на самом деле, был построен после войны. Тем не менее, это не многоэтажки или надменные и несоответствующие окружению «готические» высотки, которые запечатлены на лице Москвы (и, к сожалению, Варшавы). Имеется ввиду неоклассицизм «под старину».

На Минске также лежит печать потемкинских деревень: роскошные фасады прикрывают жуткую тоталитарную действительность своего времени (один из дворцов до сегодняшнего дня является резиденцией беларусского КГБ) – но как архитектурный проект, построенный согласно масштабному урбанистическому плану по принципу широких бульваров со множеством зелени, он очарователен. Возможно, это уникальное явление заслужило защиты ЮНЕСКО больше, чем отдельные барочные дворцы, подобных которым в Европе много.

Минский неоклассицизм уже получил свою вторую жизнь в современной беларусской литературе. Артур Клинов, шеф-редактор журнала «pARTisan» (в названии которого отражена ирония по отношению к советскому идеологическому конструкту «Беларуси как нации партизан») в 2006 году создал серию медитаций «Путеводитель по Городу Солнца» и как ответвление этой книги – «фотографическую поэму» «Город Солнца». Название «Город Солнца» отсылает к ренессансным утопиям, к которым иногда обращалась советская идеология и черты которых просвечивают в архитектуре Минска, и является одновременно серьёзным и ироничным, поскольку Минск парадоксально прекрасен и зловещ одновременно.

В-третьих, современный Минск, хотя и является советским реликтом, изобилующим скульптурами, памятными досками и названиями улиц, хранящих память о всевозможных коммунистических преступниках от Ленина до Дзержинского, вместе с тем предстаёт городом «капиталистическим», полным дорогих автомобилей, банков, кафе, магазинов, ломящимися от всяческих товаров. И хотя по направлению от центра к окраинам неоклассицизм и сменяется обычными панельными районами, а «Вольво» – «Жигулями», бедность и разруха нигде не бросаются в глаза. И в сравнении с Москвой Минск предстает аккуратным, европейским и даже доброжелательным городом.

Таким образом, если говорить о повседневной жизни, нынешний режим, сочетая в себе авторитарную форму правления с квази-капитализмом и ничем не ограниченным потреблением, весьма успешен.

И этот, хотя бы частичный успех является одной из причин, почему критическая позиция в отношении авторитарного режима, который монополизировал СМИ и криминализирует оппозицию, остается только позицией меньшинства, культурной элиты. Это меньшинство и его культура также присутствует в Минске – но чтобы найти её, человек должен знать, в каком месте нужно свернуть с неоклассицистского бульвара во двор.

В одном из таких дворов размещается галерея и книжный магазин под названием «Ў» («у нескладовае» – уникальная буква беларусской кириллицы), где можно приобрести независимые книги и журналы (среди прочих – и вышеупомянутый pARTisan). В рамках (также вышеупомянутых) традиций беларусского черного юмора здесь можно приобрести и сувениры. Нет, никаких костюмированных кукол! Магниты в форме полицейского транспорта для перевозки задержанных (здесь их называют «автозаками») с надписью «Добро пожаловать в Беларусь».

Именно в таких отдаленных, альтернативных, андеграундных местах чаще всего звучит беларусский язык. Нынешний режим явно предпочитает русский в качестве языка официального общения и пропаганды и, конечно же, языка торговли и туризма. Беларусь привлекает тысячи русскоговорящих туристов, которые приезжают сюда с единственной целью – погрузиться в азартные игры, которые официально запрещены в России. Минск полон казино, для русских это своего рода Лас-Вегас.

Все эти контексты вытесняют беларусский язык в Беларуси на позицию «языка меньшинства», «языка оппозиции».

Шагал в Витебске

Если говорить о меньшинствах и альтернативной культуре в Беларуси, следует вспомнить ещё об одной странице беларусской культурной истории – еврейской. На территории Беларуси до ХХ века жило большое количество евреев. В Минске, Витебске, Могилеве, Пинске и других городах они составляли более половины населения.

Они расселялись на этих территориях во времена Речи Посполитой, поскольку она была государством достаточно толерантным, религиозно и этнически, в то время как в Российской империи была введена черта оседлости, которая не позволяла евреям приближаться к ее столице. По этой причине множество евреев нашли пристанище на этнически беларусских и украинских землях. Наиболее честолюбивые из них отправлялись на запад.

Как итог этого исхода части еврейских элит на запад рождается феномен всемирно известных евреев из Беларуси. Он охватывает мастеров парижской школы: Марк Шагал и Осип Цадкин были родом из Витебска, Хаим Сутин – из Смилович, Антуан Певзнер – из Климович.

Охватывает звезд американской поп-культуры: хитмейкер Ирвинг Берлин родился под Могилевом (под именем Израиль Бейлин), родители дизайнера Ральфа Лорена приехали в Америку из Пинска (под фамилией Лифшицы).

Охватывает израильских политиков: Шимон Перес родом из Вишнева, Хаим Вейцман – из Пинска, Менахем Бегин – из Бреста. Включает и известных цадиков хасидизма: одним их героев «Хасидских преданий» Бубера является ребе Менахем Мендель из Витебска, который принес хасидизм в Палестину. Сегодня наиболее влиятельным в мире (а по причине мессианских амбиций седьмого из династии цадиков ещё и наиболее спорным) является движение Хабад, то есть движение любавичских хасидов, происходящее из деревни Любавичи на сегодняшней русско-беларусской границе. Марк Шагал рассказывает в автобиографии «Моя жизнь», как во время Первой мировой войны он встретился с пятым любавичским ребе, чтобы попросить у него совета, что делать со своей жизнью (и потом разочарованно описывает окружавшую известного цадика атмосферу рационального «религиозного бизнеса»…)

Конечно, можно возразить: что общего имеют эти звезды мировой культуры, политики и религиозные деятели, кроме географического происхождения? Разве они не стали знаменитыми именно и благодаря тому, что вовремя покинули Беларусь? Разве родина евреев не весь мир, или, выражаясь более пафосно, мир духа, в то время, как место физического рождения – скорее, дело случая?

В отношении многих евреев из Беларуси это правдиво. Но есть исключения. Самым известным исключением, всемирно известным евреем из Беларуси, который черпал вдохновение в городе своего рождения, является Марк Шагал, урожденный Мойше Шегал. Художник, который всю жизнь снова и снова писал Витебск, город детских и юношеских снов и видений, и который симптоматично называет Париж в «Моей жизни» «своим вторым Витебском». «Моя жизнь» Шагала была написана по-французски. Рассказы его жены Беллы Шагал «Горящие огни», описывающие тот же мир старосветских еврейских общин в Беларуси уже с девичьей перспективы, были написаны на идиш. Оба произведения, так или иначе, относятся и к сокровищам беларусской литературы в широком смысле слова, так же как к чешской культуре относится пражская (еврейская) немецкая литература или созданная на иврите поэзия Иржи Лангера.

Поэтому оправдано, что на выставке «Десять веков беларусского искусства», которая проходит в минском Национальном художественном музее (в еще одном неоклассицистском дворце 1950-х) представлены как иконы в византийском стиле, так и барочная католическая религиозная живопись, портреты Радзивиллов, Сапег и прочих польских магнатов, которые правили некогда на беларусских землях, и произведения романтиков и реалистов (а позднее и соцреалистов) польско-беларусских, русско-беларусских и «просто» беларусских, и работы Шагала, Сутина и Цадкина.

А каким образом Шагал присутствует в своем Витебске? Старый Витебск давно исчез под воздействием разрушений войны и советского обновления. В последний раз, когда Шагал приехал в СССР в 1973 году, Витебск он увидеть не захотел. В городском пейзаже, однако, остались следы шагаловского мира – поросшие травой берега Двины, храмовый холм, а неподалёку от дома детства Шагала – даже несколько улочек с деревянными домиками и идиллическими дворами.

Кое-что было сделано: если ещё в 1980-х годах имя Шагала в Витебске было почти неизвестно, то в 1990-х благодаря местным инициативам был организован маленький музей в том самом доме детства Шагала, поставлен памятник, а благодаря великодушным подаркам частных коллекционеров (прежде всего, из Германии) в Арт-центре была собрана примечательная коллекция рисунков и акварелей Шагала.

Но это всё турист вынужден искать самостоятельно. Сам Витебск ему Шагала не предложит – никакого кафе «Шагал», никаких листовок, никаких обозначенных шагаловских мест (и это несмотря на то, что было проведено соответствующее исследование, и в 2000 году вышла книжечка местного энтузиаста-шагаловеда Аркадия Подлипского «Витебские адреса Марка Шагала»). Не говоря уже о том, чтобы Витебск предлагал себя миру как «Город Шагала». Так что, если шагалофилы из западного мира и приезжают – а несколько одиночек или группок я заметил – то только по своей скромной инициативе. Шагал остается в Витебске только «тайно известным».

В западном мире Шагал в рекламе не нуждается. Беларусь же наоборот, такую потребность имеет: страна с запутанной историей культуры и религии, сегодня предлагающая скорее «хлеб и зрелища», но никак не политическую свободу; с нерешенным вопросом, станет ли её собственный язык главным языком национальной жизни; с прозападно ориентированной элитой, которая потихоньку теряет надежду на возможность революционных преобразований в обществе, но, несмотря на это, продолжает организовывать «хотя бы» культурные мероприятия.

 

Беларусь на Влтаве

Главным «представителем» беларусской оппозиции и покровителем её культуры на западе является Польша, что удивительно в связи с непосредственной взаимосвязью польской и беларусской культур в прошлом. Однако и чешское государство сыграло важную роль свободного прибежища беларусской мысли. Тут уже было упомянуто основополагающее начинание беларусской книжной культуры – пражское издание Библии Скорины. Каждый, кто направляется в пражский Клементин, проходит мимо памятной доски этого просветителя, а те, кто посетит полоцкий Музей книгопечатания, многократно прочтет на старых книгах: Praha! Прага! Прага! Кстати, беллетристическая обработка биографии Скорины для молодежи Олега Лойки называется «Скорина на Градчанах» (1990).

В межвоенной Праге нашли убежище наряду с русскими и украинскими антибольшевистскими эмигрантами и многие беларусы. Некоторые из них чешский опыт воплотили литературно: Лариса Гениюш, забранная в 1948 году агентами НКВД из Чехии «домой», посвятила Чехии мемориальную прозу «Исповедь» (издана только посмертно в 1993 г.). По приглашению Вацлава Гавела последние годы жизни в Праге провел Василь Быков – самый знаменитый современный беларусский писатель, ведущая фигура демократизации начала 1990-х и потом личность, на родине нежелательная…

Выплывут ли из этого прошлого, из этой особой роли Чехии как «Беларуси вне Беларуси» какие-то перспективы, покажет только будущее. Исполнится ли пророчество, данное десять лет назад журналистом Петром Васюченко: «Беларусы – всё ещё хоббиты европейского леса, но именно теперь от них можно ожидать чего-то непредсказуемого»?

 

ФОТО: iDNEX.cz