Мнения

Куропаты. «Ради чего они это делают?»

4487 Юлия Чернявская

Строители разговаривают с противниками строительства бизнес-центра возле Куропат после того, как вытолкали их за пределы стройки. Минск, 21 февраля 2017 года. Фото: Сергей Сацюк, БелаПАН

 

Я знаю о Куропатах ровно столько, сколько рядовой интеллигент-белорус: статья Шмыгалева и Позняка 1988 года, первый митинг в Куропатах, на котором я, к слову, была. Последовавшие за этим попытки выдать сталинские жертвы за нацистские. Кресты. Надругательства над крестами. Октябрьские события 2001 года при строительстве кольцевой. Еще помню фразу деда, сказанную тогда же, в 1988 году: «Скорее всего, некоторые мои друзья там лежат».

Словом, я знаю прискорбно мало, тем более, что «Дело о Куропатах» насчитывает 15 томов. Единственное оправдание: я не историк, не археолог и не исследовала сталинские репрессии.

Что можно написать о Куропатах, когда даже число захороненных там в разных источниках колеблется от семи до 250 тысяч человек? Когда известно всего лишь несколько имен погребенных?

Что вообще можно написать сейчас, кроме лозунгов и восклицаний? Ибо «хронику текущих событий» печатают на разных сайтах по несколько раз в день, и все, вроде, в курсе.

Мне подсказал фейсбучный френд: «Многие не понимают, что происходит и зачем всё это. Спрашивают: для чего они это делают?». И это, пожалуй, единственный вопрос, на который я могу попытаться дать ответ.

Кто эти «они»?

Они – это немногочисленные молодые люди, которые пытаются остановить строительство бизнес-центра, и снежным днем, и морозной ночью не уходящие со своего «поста». А также те, кто привозит им еду, дрова и теплую одежду.

«Для чего они это делают?»

Как могут, они защищают самое человеческое, что есть в нас – память мертвых. Память безвинно убиенных.

От чего отсчитывают рождение человека как особого, не существовавшего ранее в природе существа? От погребального обряда, известного уже в раннем палеолите, в эпоху мустье. Так вот: у этих перволюдей, еще не владевших речью, уже было представление о том, что они отправляют своих близких в некий иной мир. В древних могилах найдены веточки, цветы с которых истлели сотни тысячелетий назад.

Мало того: есть авторитетные теории, что и музыка возникла из похоронного причитания. Так рождалась культура. Так рождалась память. Так, в почтении к смерти, неандерталец тихими шагами шел к тому, чтобы стать человеком в нашем современном понимании.

А теперь я приведу эпизод из сравнительно недавнего времени: некоторые его свидетели еще живы. Это находка специалиста по сталинским репрессиям Игоря Кузнецова – мемуары шофера гаража НКВД:

«Я тогда дежурил ночью. Меня вызвал дежурный по НКВД и сказал оставить свою "эмку" в гараже, идти во двор, сесть в стоящую там машину, она называлась "ворон", и ехать, куда мне прикажут. Сел я за руль, рядом со мной работник комендатуры, фамилии его не знаю. Велел ехать в сторону Московского шоссе…

Когда мы въехали в лес, я увидел большую прямоугольную яму. Я включил свет и увидел, что сзади из кузова выводят людей. Часть из них уже сидела по краям ямы, ноги свешивались вниз, а руки были связаны за спиной.

Когда полностью края ямы были заполнены людьми, их начали расстреливать. Расстреливал только один работник комендатуры, стрелял из пистолета в затылок, и люди падали в яму. Когда все были убиты, он сам прыгнул в яму и стал втаптывать людей, я слышал хруст костей. Фамилия этого работника Острейко…

Всего расстреляли тогда более 20 человек, в моей машине столько вместиться не могло. Все участники расстрела были в форме НКВД…

По моим подсчетам, это происходило где-то в конце 1934-го–начале 1935 г., но после смерти Кирова. Работали вместе со мной в НКВД и другие водители, которым, возможно, приходилось чаще присутствовать при таких событиях. Мне известно также, что после таких "операций" всех участников приглашали на ужин в столовую НКВД. Меня тогда тоже пригласили, но я не пошел».

Читайте также по теме:

 

Представьте темнохвойный палеолетический лес, костер, услышьте пение-плач, увидьте эти цветы, брошенные в могилу сородича. А теперь представьте, что это вы сидите на краю прямоугольной ямы, опустив в нее ноги. Зная, что вот сейчас пуля бросит вас внутрь – и этот последний миг, пока ты еще видишь лица людей, слышишь шум леса, вспоминаешь лица близких, – кончится. Одного не знаешь: за что.

Цветы в могилах неандертальцев – и втаптывание людей в яму, хруст костей под ногами, а в качестве бонуса ужин в привилегированной столовке. Кто же был более человеком?

Мы читали об этом и у Солженицина, и у Шаламова, и у Евгении Гинзбург, и совсем недавно – у Алексиевич.

Наши убитые нацистами прадеды лежат в братских могилах, а наши другие прадеды – в Куропатах и подобных местах. Так что же так удивляет вас, спрашивающих: «Для чего они это делают?». И главное – почему это вас удивляет?

Вопрос мучителен, а ответ прост. Разрыв между поколениями отцов и детей в наше время необычен. Да, будучи юными, все мы бунтовали против закоснелых «предков», но связь времен, хоть и подрубленная революцией, не исчезла совсем. И хотя мало кто знал историю своей семьи дальше, чем на четыре поколения назад, про нацизм и сталинизм мы знали.

Образ прошлого удерживался в семейной памяти: как наци повесили прадеда, как «свои» заморили в лагерях другого. О первом говорить было можно, о втором при посторонних молчали, но знали, помнили.

В 1990-е и эта тайная страница жизни семей стала открытой. Нам казалось, все узнают правду, и жизнь станет лучше, а человек добрее. Мы жаждали свободы слова – и она хлынула на нас… только вот очень скоро превратилась в свободу какого-то другого слова: веселого матерка и телехохмочек. Мы не справились с испытанием болью – и затоптали ее, как тех мертвых ногами. Наше любимое слово ныне – «комфортно». А память некомфортна.

Слышим ли мы рассказы наших бабушек и дедушек, когда они робко пытаются нам поведать что-то мучительное из «прошлых времен»? Нет уж, лучше мы сериал про войну посмотрим: красочный боевичок со спецэффектами и с победой героя в финале. А еще лучше – «Борьбу престолов».

Мы жаждем позитива, креатива и девелопмента. Сюда не вписываются ни Хатынь, ни гетто, ни сталинские «черные маруськи», или «воронки» – и с этой точки зрения действительно все равно, где будет строиться очередной бизнес-центр, торговый центр, развлекательный центр. Мы отказались от прошлого, чтобы жить настоящим. Нам кажется, что сегодняшний более или менее «комфортный» день будет длиться вечно.

Вряд ли недавнего времени молодые и благополучные граждане России и Украины (да разве только этих стран?) думали как-то иначе. А потом пришлось. Забытое прошлое, не оплаканное, не оцененное в категориях добра и зла, мстит, превращаясь в страшное будущее. Прямо у нас на глазах, хоть пока не в нашей стране.

И если вдуматься, то вот он ответ на вопрос: «для чего они там, в Куропатах, все это делают?». Ради чего готовы жертвовать здоровьем и веселой бесхлопотной жизнью? Ради чего идут на риск?

Не только ради памяти прошлого. Ради будущего. Только и всего.

Мне жаль бизнесмена, подрядившегося строить центр, честно пройдя многочисленные инстанции и не зная тяжелого веса этого места. И строителей тоже жаль: ныне у нас быстро становятся тунеядцами. Но еще больше мне жаль тех, чьи тела с хрустом втаптывали в яму. И страшно, что бездумно желая комфорта и изумляясь, что кто-то отказывается от него ради сохранности нескольких крестов, мы можем вновь наступить на те же, казалось бы, истлевшие грабли. Образца то ли тридцать четвертого, то ли тридцать пятого года – словом, после смерти Кирова.

А на месте Куропат я бы построила музей сталинских репрессий. Вроде Яд Вашем в Израиле. Где были бы имена всех невинно убиенных. В том числе и неведомые мне имена друзей деда.

Автор текста – Юлия Чернявская, культуролог, литератор

«Журнал» также рекомендует:

 

Комментировать