Политика

Инстинкт выживания: что сказал Лукашенко

– Здравствуйте, это Володя. Вы недавно сказали, что беларусская земля родная для россиян. Мне нужно ночью перебросить через вашу границу на Украину пять эшелонов гуманитарной помощи.

– Да, Валодзя, пажалуста!.. Э, а чаго?

– Плечо хотим подставить, чтоб не полыхнуло у вас по всей границе.

– Харашо, Валодзя, но я этава не слышал (смеётся).

Через некоторое время.

– Это снова Володя. Нужно прикрытие! Отступаем! Партнёры из США поставили своему иностранному легиону высокоточное оружие! Ударьте авиацией по северу Житомирской области! А то сейчас к вам придут!

– Хто атступает?

– Мой гуманитарный конвой, пять эшелонов.

– Не помню такова...

Чуть позже.

– Как вы могли пропустить бандеровцев через свою границу?

– Каго прапусциць?.. Не, мой начальник генштаба гаварыт, никаго не видзили, нету у нас чужых.

– Так ясно нету, они уже под Смоленском!

– Под нашим Смоленском?! Шас я Петру Алексеевичу пазваню! Так мы не дагаварывались.

– Мы ж и на танках можем подъехать на разговор!

– Валодзя, мы же адзин народ, наша обшчая исторыя, мы вас ад NATO прыкрываем...

– А с Украины прикрыли?

– Ды не было ничыво, ну вот и генералы радам сидзят, гаварат – не было ничыво.

– Мы вам устроим Витебскую Народную Республику!

– Эта каторые из рускага мира? Забудзьце. Мы заставим любога уважать наш суверыницет.

– Газ отключим!

– Пушкиным тапиць будзем! Шучу (смеется). Мы ж свае людзи, брацья. И язык Пушкина и чарнасоценцаў нам радной.

 

Фантазировать подобный диалог можно долго, много, в самых разных вариациях и ситуациях. Смысл остаётся тот же самый. Не важно, что ты говоришь, важно как ты это делаешь. Механизм достижения нужного эффекта похож на практику уличных гадалок.

Гадалка сначала доверительно, располагая к себе, говорит то, что от неё потенциально хотят услышать. Потом внезапно озвучивает взаимоисключающие тезисы. У человека в голове на несколько секунд «виснет компьютер». В этот момент можно делать всё, что угодно.

Если «гадать» на общественном уровне, то секунды превращаются в дни, месяцы и годы. Только успели расшифровать нестыковку, как готова новая формула.

Одним говоришь, что черносотенцев погонишь прочь; другим – что победил оголтелый национализм; третьим – что беларусский язык – это святое, то без чего мы исчезнем; четвёртым – что русский человек свой на твоей земле... И так до бесконечности, зная, что каждый выцепит для себя то, что хочет услышать. А над несовпадениями будет думать и гадать, спорить, и в конце концов забудет, с чего начинался разговор.

Поэтому анализировать ситуацию в Беларуси лучше, исходя из конкретных фактов. А факты таковы: системных изменений нет, а если и есть, то в худшую сторону. И тенденция такова, что выйти из ситуации попробуют не через реформы, а через ужесточение контроля и репрессий. Если говорить об экономике и общественных отношениях в целом.

Меня тронуло недавнее интервью телепублициста Ольги Никалайчик, в котором она рассказывает про своё задержание возле украинского посольства в Минске за акцию памяти Михала Жизневского, беларуса, погибшего на Майдане. Про суд, пять суток на Окрестина и откатку "пальчиков" в РУВД.

Ольга свидетельствует, что омоновцы, которые её задерживали, кричали, что «они русские люди, что они защищают русский мир, и нас – бандеровцев – завезут куда надо и закопают».

В суде Ольга отыгрывается и в присутствии свидетелей требует от омоновца рассказать про «службу России» и спрашивает, кому тот давал присягу. «Он не нашёл, что ответить, и весь позеленел».

А уже после отсидки журналистка увидела в РУВД каких-то задержанных россиян, которые сказали милиционеру: «Тут скоро будет Россия, ты же знаешь, мы это быстро делаем». Ольга отмечает, что «милиционер жёстко поправил: "Здесь вам не Россия, здесь вам Беларусь". И мне это понравилось».

Два эпизода за пять дней, с одной стороны – милиционеры, с другой – задержанные, две противоположные позиции. Будучи не в самых удобных для дискуссий ситуациях, все участники так или иначе, высказались по одной теме.

Ольга первый раз в жизни в подобной шоковой ситуации, дополненной антигигиеной и хамством административной тюрьмы. Но не только замечает, а по освобождении акцентирует тему – существует угроза со стороны России.

Система рутинно репрессирует. Но даже привычное зло не мешает и жертвам, и карателям «вставать на цыпочки», чтобы через макушку системы высказать друг другу свою позицию – это важнее того, что происходит здесь и сейчас.

«Здесь и сейчас» уже не актуально, люди думают про завтра, и видят его прямо противоположно. «Завтра» – принципиальное слово, которое Лукашенко не прорисовал на своей пресс-конференции.

Дежурный набор про «решим вопросы» уже мало кого может успокоить. Даже у самого преданного электората из деревенских пенсионеров кроме БТ есть другие каналы, где видно, что завтра не будет спокойным.

«Завтра» в головах белорусов живёт либо совсем без Лукашенко, либо частично без него. Но в любом случае, не так, как прежде.

Я следил за выступлением начальника государства в промежутках между разговором с приятелем о возможных вариантах втягивания Беларуси в Московскую войну.

– Возьмут, и поставят перед фактом: мы движемся через вашу территорию, расчистите дорогу.

– Да ладно, а если не согласится?

– А если его не спросят, он что – воевать против Москвы будет?

– Нет...

– Ну так а что?

Вариантов оказалось немало.

Про самое важное, как мне кажется, беларусы не услышали. Возможно не все, но многие увидели, что самое главное – это он сам, самый главный. И сколько б мы не гадали на словах его интервью, как действовать в момент «икс», – ему подскажет основной инстинкт.

Не тот, из одноименного кино с Шэрон Стоун – а инстинкт выживания.

И нам тоже подскажет всё тот же инстинкт – каждому по отдельности, или сообща.

Другого плана пока нет.