«Хрусталь». Девяностые на экспорт

Кадр из фильма «Хрусталь»
«Хрусталь» Дарьи Жук тянет на роль нового художественного камертона, эдакого мессии быстрого приготовления, которого так долго ждали. Чем хорош этот фильм и сможет ли он задать новую планку беларусскому кино? Разбираемся.
Жажда перемен – сакральная мечта любого уважающего себя беларуса, бережно хранимая у самого сердца не одно десятилетие. Несменяемыми идеалами у нас живут не только простые люди, но и целые индустрии. И национальная кинематография в их числе. Поняв, что ждать откровений от затянутого в болото госзаказов «Беларусьфильма» просто глупо, поредевшие ряды кинематографистов обратили свой взор к независимому кино. Разумеется, в поисках мотивирующего коуча, эдакого мессии быстрого приготовления, после картин которого беларусское кино больше никогда не станет прежним. Так, чтобы вжух – и красота.
В 2000-е им был Андрей Кудиненко, чья символическая притча «Оккупация. Мистерии» и барочный фильм ужасов «Масакра» переосмысляли в жанровой форме национальную идентичность. Его художественный жест оценили по достоинству, но знамя так и не смогли подхватить.
Через пару лет его место занял наш земляк Сергей Лозница, снявший в копродукции немногословную военную драму «В тумане» по прозе Василя Быкова. Фильм угодил в основной конкурс Канн, но хороший пример вновь не стал заразительным.
Теперь роль художественного камертона на ближайшее время отошла трагикомедии «Хрусталь», снятой беларусской американкой Дарьей Жук. Оснований так считать предостаточно: премьера в Карловых Варах, призы на Одесском и Выборгском кинофестивалях, в конечном счете скандальная номинация на «Оскар» от Беларуси – все это складывается в большую силу, налагающую еще большую ответственность. По плечу ли она «Хрусталю»? После просмотра кажется, что да.
Синий парик, красные пальто и колготки, черные ботинки на толстом каблуке. Своим ярким образом молодая минчанка Веля бросает вызов беларусам, по инерции живущему в мире советских правил. Но на дворе последнее десятилетие ХХ века – время свободы, ограниченной лишь рамками собственной морали. А еще тотальной безработицы и безденежья. Выбор, что делать, невелик – адаптироваться и попытаться выжить или покинуть навсегда руины догорающей красной империи. Юная бунтарка выбирает последнее, решая перебраться из Минска в Чикаго – столицу хаус-музыки, без которой девушка просто не может существовать.
Читайте также:
Преждевременная номинация. Почему выдвижение «Хрусталя» на «Оскар» может оказаться фальстартом
Дома ее больше ничто не держит. Патриотично настроенная мать, добросовестно отрабатывающая свою копеечную зарплату в музее ВОВ, иммигрантских порывов дочери не одобряет. Импульсивный бойфренд Алик мечтает лишь о двух вещах: организации очередной вечеринки в музее Азгура и новой дозе опиатов.
Загвоздка всего одна – чтобы получить вожделенную визу, Веле необходимо доказать, что она трудоустроена менеджером на хрустальном заводе. Для этого нужно втереться в доверие к провинциальной семье, где вот-вот сыграют свадьбу.
Насыщенная атмосфера середины 1990-х – главный козырь, успешно разыгрываемый авторами картины. Хаус-музыка в плеере Вели помогает ей сбежать из мира, где гопники в автобусе называют ее чучелом. Уборщица в туалете требует не ходить по помытому. В кафе обязательно нахамят, а на почте потребуют перейти из окошка номер один в окошко номер два, только потому, «что не мы придумываем эти правила». Скульптурный музей вождей коммунистического прошлого переливается кислотными цветами дискотечной цветомузыки, а на заднем фоне уже рвут глотку «Песняры».
Мир «Хрусталя» – эклектичный, иногда подчеркнуто гротескный, но не лишенный органичности. Детали, из которых сконструировано визуальное и смысловое пространство кадра, рано или поздно начинают узнаваться. Особенно людьми, знающими постсоветскую жизнь не понаслышке. В этом кроется еще одно достоинство фильма – он прокладывает мостик между Беларусью вчерашней и сегодняшней, между которыми, увы, удается обнаружить не так много различий, как нам бы хотелось.
Подводит лишь выбранная ностальгическая интонация. Определяя постсоветскую Беларусь в качестве не самого приятного места для жизни, режиссер подспудно испытывает мощную эмоциональную привязанность к этому месту. К своей малой родине. Именно поэтому весь происходящий на экране бытовой абсурд кажется не такими уж пугающим, а вовсе наоборот – очень даже милым. Комедия все сильнее теснит драму, в итоге лишая сюжетную развязку нужного драматургического накала. «Хрусталь» таит в себе потенциал брутальности, сравнимый с «Братом» Балабанова и «Теснотой» Балагова, но Жук решает его не реализовывать.
Выбрав надежду вместо безысходности, где каждый персонаж не останется у разбитого корыта, кино окончательно превращается из саркастичной истории об американской мечте в комфортную мелодраму про «где родился, там и пригодился». Авторы об этом прямо не говорят, но открытый финал позволяет интерпретировать «Хрусталь» именно в патриотическом ключе, который неподвластен идеологам на бюджетной зарплате.
Общему настроению вторит и вырезанный из прокатной версии эпизод, где героиня становится свидетелем массовой демонстрации: люди идут с растяжкой «Чарнобыльскі шлях» и во все горло скандируют «Свабоду! Свабоду!». Авторский взгляд здесь вынужденно капитулирует перед деловой необходимостью – без самоцензуры фильм не смог бы вообще попасть в кинотеатры. Компромисс в обмен на свободу – очень беларусская дилемма.
Впрочем, хуже от этого фильм ничуть не становится. Он действительно мастерски сделан, красиво снят и хорошо сыгран. Для отечественного игрового кино, которое часто невозможно смотреть, не скрежеща при этом зубами, это и правда прорыв. И даже фильм-сенсация, как дерзко охарактеризовали его кинопрокатчки. Все это важные слова, которые должны агитировать других беларусских режиссеров стремиться к сопоставимому результату.
«Калі казаць пра дзевяностыя, тады быў вельмі моцны пазітыў»
Помимо пересудов в кинематографической среде, «Хрусталь» вызвал сильный резонанс среди простой публики – только в Минске за первые четыре дня его посмотрело почти 6 тысяч человек.
Очевидно, что запрос на репрезентацию 1990-х – переломного момента для национальной истории – назрел в обществе. О нем как раз говорили на открытой дискуссии «Хрустальные 90-е: о культуре и духе времени», участниками которой стали режиссер «Хрусталя» Дарья Жук, киноаналитик Максим Жбанков и писатель Альгерд Бахаревич.
Дискуссия «Хрустальные 90-е: о культуре и духе времени». Фото: Тарас Тарналицкий
По словам Дарьи Жук, изначально у проекта появилась история, которая могла произойти только в то десятилетие:
«Она меня не отпускала. Это реальный факт – девушка подавала «липовые» документы в американское посольство на эмиграцию и очень долго пыталась эту ситуацию разрулить. Сперва система была аналоговая, потом компьютеризированная, а потом исчезло и само посольство. Поэтому произошедшее на экране могло произойти лишь в те годы. И для меня это было отправной точкой».
Далеко не все зрители посчитали фильм в достаточной степени беларусским, но автор категорична в позиционировании своего произведения:
«Если бы это было российское кино, там была бы абсолютно другая реальность. Там не было этих цветов, отношения между персонажами были жестче. Когда я эту историю развивала, то часто советовалась с родителями, которые объездили всю Беларусь, были в этих местечках. Все это было учтено и выверено. Я понимаю, что национальное кино – этот фильм, который должен быть обо всем и для всех. Но такого не бывает. Таких фильмов про девяностые должно появиться еще десять, и тогда мы сможем говорить об общем видении того периода. Честно говоря, я не стремилась в нем говорить за всю Беларусь».
Восприятие времени у всех индивидуальное и невозможно предъявлять претензии к чужому опыту. Об этом говорил писатель Альгерд Бахаревич, чью новую книгу «Мае дзевяностыя» публикует «Журнал»:
«Былі моманты, калі хацелася сказаць “не, было не так”. Я яшчэ не настолькі стары чалавек, каб забыць, як тыя часы выглядалі, як яны пахлі, якія былі колеры. З другога боку, чаму мы мусім патрабаваць выканання гэтых правілаў на сто адсоткаў – перадаць тую эпоху да апошняй дробязі? Не, фільм абсалютна не пра гэта.
Самая галоўная прэтэнзія, якую мы са знаёмымі доўга абмяркоўвалі, – наколькі гэтае кіно нацыянальнае. Мне ў ім натуральна не хапіла беларускай мовы, мне не хапіла Беларусі, таму што для мяне, як і для процьмы маіх сяброў, дзевяностыя гады – гэта час беларусізацыі, калі беларуская мова у Менску пачала прысутнічаць. Я з першых хвілін паглядзеў – там надпіс “Аптэка” быў. І мне здаецца, што гэта апошняе беларускае слова, якое я заўважыў у фільме. Між тым я не пагаджуся, што гэта расейскамоўнае кіно. Яно дзвюхмоўнае – там есць трасянка і расейская гаворка».
Читайте также:
Память всегда лжет, поэтому, по мнению Максима Жбанкова, из «Хрусталя» получился неидеальный, но в чем-то интересный апокриф авторского мироощущения девяностых:
«Мы маем справу з абсалютна пераканальным вобразам “прымроенных” дзевяностых. Бо, насамрэч, безсэнсоўна спрачацца, было так ці не было. Аўтарка мае права рабіць так, як лічыць мэтазгодным. Іншае справа – ці пераканае гэта стужка нас. І ў мяне тут пытанне. Бо як на мяне, тут абсалютна штучныя героі, абсалютна не сымпатычная галоўная персона, не вельмі пераканальная драматургія. У дзевяностыя быў вельмі моцны пазітыў. Рэцэнзіі, якія ўзгадваюць “чырвоных чалавечкаў” Алексіевіч, робяць канцэптуальную памылку, якая прысутнічае і ў стужцы».
Ощущение отчания в «Хрустале», тотальной эмиграции, необходимости свалить – это история про конец 1980-х, а не про 1990-е, считает Жбанков:
«Тад былі часы надзеяў і неверагоднага ўздыму. Тэма эміграцыі зрабілася актуальнай у 1996 годзе, пасля першага рэферэндуму, калі пачалі заціскаць гайкі. І я абсалютна згодны, што такіх стужак павінна быць шмат, таму што 1990-я – гэта страчаныя часы для нашага мастацтва. Бо ў літаратуры больш-меньш штосьці было, у кіно – абсалютны зэро. І ў гэтым плане тое, што зрабіла Дар’я – выключная рэч. Упершыню артыкуліраваная візуалізацыя гэтых няпростых і шаленых часоў. І недапрацаванасць кінатэксту – на самой справе моцны крок, бо гэта пазначае далейшые рух для мастацтва».
Читайте дальше:
Преждевременная номинация. Почему выдвижение «Хрусталя» на «Оскар» может оказаться фальстартом
Хромая кобыла искусства. Почему смена директоров «Беларусьфильма» не ведет к переменам
Идет волна! Десять режиссеров, за которыми будущее беларусского кино
По теме
- Топ-7 новых сериалов 2020 года
- С прошлым мирись и больше не дерись. «Джентльмены» Гая Ричи как зеркало британской революции
- Стриптиз, война, «Москва» и «Чернобыль». Итоги 2019 года в беларусском кино
- Make Hollywood great again. Как «Паразиты» укрепили международный статус «Оскара»
- Топ-7 ожидаемых фильмов 2020 года
Комментировать