Жизнь

Городская культура Минска: уже не резервация, ещё не мейнстрим

Праздник какого города отмечают в столице Беларуси каждую вторую субботу сентября?

Сын моего приятеля рассматривает скульптуры и инсталляции в Верхнем Городе Минска во время Национального фестиваля архитектуры.

«Это уже похоже на другую страну», – со знанием дела отмечает мальчик, который к своим восьми годам успел уже поколесить по Европе.

Замечание его более глубокое, чем сравнение с западной заграницей. «Другая страна» может читаться как «иная страна» – иная реальность.

Здесь и сейчас в Минске происходит удивительная трансформация, когда новое время берёт верх над старым. Когда на мероприятиях ко Дню города пересекаются творчество и кондовость, выраженная, например, в аляповатом красно-зелёно-серо-буро-малиновом месиве красок оформления праздника. Это та самая безумная в своей безвкусице палитра, которая знакома с советский времён и не меняется десятилетиями.

Безумная только на первый взгляд. Ключевое слова для советской праздничной эстетики – однообразие. Однообразие – незаменимая вещь, например, в армии. Действительно, представьте себе солдат, одетых кто во что горазд, которые ведут себя, кто как хочет. Или рабочих на предприятии. Или хотя бы партийцев.

Новый Минск, который начали создавать почти с нуля после 1945 года, был именно таким городом – местом жизни и работы военных, рабочих и партийцев.

Есть такой советский миф, который гласит, что колоссальные средства, потраченные на индустриализацию Минска, были своего рода компенсацией БССР за самые большие потери на душу населения во время войны.

Есть и другая версия –  стратегическое место Минска как главного города второго эшелона обороны СССР на западном направлении. Город отстраивался как военная и военно-ремонтная база. Расположенные вместе тракторный, автомобильный, моторный заводы по соседству з заводом колёсных тягачей и прочих вспомогательных за короткое время могли начать производить совсем не мирную продукцию. Плюс КБТЭМ, с производством электроники для ядерных ракет. Плюс-плюс-плюс.

Вот так Беларусь стала «сборочным цехом» Советского Союза – место выгодное.

Работницы Минского тракторного завода. 1960 г. Фото: ussr-lib.com

 

Город как база – это не советская придумка. Ещё в Римской империи был собственно Город и всё остальное. Это уже потом из военных форпостов выросли Париж, Лондон и тысячи больших и меньших известных всем сегодня центров науки, культуры и производства.

Культура – важное слова для понимания «города» в классическом европейском значении. Кроме войск и цивильной власти, римляне распространяли на всех захваченных территориях свою культуру: язык, обычаи, мировоззрение, искусство.

Московиты назвали свой город «Третим Римом». Двигаясь на восток, они создавали военные городки-крепости. А позднее, уже на захваченных территориях, начали появляться рабочие посёлки, которые в наши дни имеют население в сотни тысяч, а то и миллионы человек.

Но в сфере культуры принципиальных преобразований, как с Парижем или Лондном в своё время, ничего не произошло. Советские города имеют либо военную, либо рабочую субкультуру. В классическом городе, который развился из римского, важное значение имеет понятие «самоуправление». Например, европейское Магдебургское право, памятниками которому до сих пор в некоторых городах Беларуси стоят ратуши. А из московитского ничего не развилось. Есть Город (столица) – и есть опорные пункты, которые контролируют захваченные территории, призванные кормить столицу. Вне зависимости от количества населения, городская культура остаётся культурой рабочего посёлка либо военного городка.

Именно таким городом стал Минск после войны. С казарменно-барачной субкультурой столкнулись десятки и сотни тысяч беларусских крестьян, которые после войны стали заселять столицу.

Во многих странах Африки и Карибского бассейна местное население выстраивает социальные иерархии согласно цвета кожи. На вершине стоит белый человек, а в самом низу – наиболее чернокожий. Между ними пятьдесят оттенков кофе с молоком.

В конце 1940-х беларусы-селяне оказались в самом низу иерархии Минска, где в высотах заседали партийные товарищи из Москвы, да и всё остальное начальство в первую очередь было из РСФСР. Как и простые рабочие, которых прислали в Минск, пока месные только осваивали рабочие специальности. Социальные «мулаты» из «городских общежитий пролетариата» дискриминировали «чернокожих» недавних селян.

Учитывая, что после войны село жило в нищите и бесправии (паспорта там стали выдавать только в 1974 году!), Минск становился настоящим «Эль-Дорадо». А ради большого куша – работы и жилплощади в Минске, сотни тысяч колхозников шли на любые унижения и лишения.

Если африканцы не могли изменить свой цвет кожи, то беларусские крестьяне всячески стремились избавится от своего «негородского» внешнего вида. И – природного беларусского произношения. Дискриминация беларусов была не столько национальная, сколько социальная. Ведь после сталинских репресий и нацистской оккупации в Беларуси в основном остались только селяне. На момент освоения Минска они составляли около 90% населения Беларуси.

Субкультурная социальная иерархия была достаточно сложной. Центровые презирали окраинных, далее – областных, районных, «гэпэшных» и все вместе – колхозных. Ничего личного: просто борьба за выживание в обществе, четверть которого прошло через ГУЛАГ, а четверть – через советскую армию. Где-то в это первое послевоенное десятилетие первый городской стиляга зауживал свои единственные брюки.

Парень смутно помнил ужасы войны – он был слишком маленьким. Его родителям уже не приходится выживать в борьбе за еду. У парня достаточно времени после учёбы, чтобы слушать по радио музыку, читать книги, обсуждать с друзьями новинки кино. Да просто тусоваться на берегу новопостроенной набережной Свислочи.

Минск. Парк Янки Купалы. 1960-е. Фото: TUT.by

Этот стиляга – эдакий подснежник, который вдруг вылез на свет в январе. До весны, до появления более-менее массовой городской культуры в Минске ещё далеко. Военно-рабоче-партийная база второй линии обороны ещё только строится. Впереди расцвет гоп-культуры, как альтернативы пионерии-комсомолии с речёвками и субботниками: бои Курасов с Шалманом, и незавидное место в обществе «интеллигенции сраной».

А молодые немногочисленные тусовщики уже носят длинные волосы «под битлов», и посмеиваются с пролетариата, который в свою очередь презрительно посматривает на «неумеющих жить» – то есть добывать материальные блага – «хипанов». Познее недавние «гегемоны» станут прототипами персонажей песен Лявона Вольского и Михала Анемпадыстава.

Многие могут назвать свои точки отсчёта появления минской городской культуры как более-менее массового явления. Лично я маркером обозначаю год появления рок-группы «Мроя».

Это альтернативная военно-гоп-партийному дискурсу музыка, которую слушают тысячи человек по всей Беларуси. Следом группы появляются всё чаще и чаще, и в начале независимости Республики Беларусь в Минске городская культура берёт верх вместе с появление независимых СМИ и бизнеса. По крайней мере, в центре.

Всё, что происходит с 1994 года и до сих пор – это попытка вернуть военно-гоп-партийный уклад жизни минчан. Преследование независимых СМИ, бизнеса и альтернативного искусства идёт в одной связке. А на эстетическом уровне выражается в красно-зелёно-серо-буро-малиновой палитре официальных праздников.

А городская культура – это разнообразие, это единство индивидуальных проявлений жизни. Пока мы сосуществуем как в песне Лявона Вольского «Минск/Менск». Где «Минск» – однообразие навязанного сверху, а «Менск» – разнообразие индивидуального.

«Разрешили» – слышал и читал это слово в связи с созданием пешеходной зоны на улице Карла Маркса, потом – джазовых и классических вечеров у Ратуши, фестиваля граффити и архитектурного фестиваля в Верхнем Городе.

Да, «Минск» разрешил «Менску». Потому, что выбора нет. Нарос культурный слой минчан, которые являются не просто жителями крупного населённого пункта, но и носителями уникальной городской минской идентичности.

Время поменялось. Границы открыты, интернет доступен. Поменялось и поколение. Минчане как горожане в европейском смысле слова пока в меньшинстве, но их достаточно, чтобы заполнить собою весь центр города.

А дальше – дело времени. И самих горожан.