Арт

Евровидение 2015: истина в попсе

199 Лидия Михеева

Мнения о том, кто или что сражается на Евровидении расходятся кардинально. Что это – конкурс песен, шоу, исполнителей и их голосов, конкурс эпатажа, или соревнование между странами за наибольший кредит лояльности, который они могут получить от соседей по континенту? Как и любое крупное международное соревнование, Евровидение давно перешло в новый уровень, поскольку сражаются в нем под видом попсы и гламура не что иное, как добро и зло.

Поэтому на самом деле главное событие Евровидения произошло за несколько дней до его финала. Кончита Вурст подошла к представительнице России Полине Гагариной, выразила ей восхищение, обняла и поцеловала. Демоны из преисподней прикоснулись к белому и пушистому ангелу, прибывшему на Евровидение, чтобы исполнить песню о том, как сильно все люди мира хотят добра, счастья, солнца и цветочков. Дальше вы знаете. Факт засвидетельствованной симпатии был размещен Гагариной в соцсетях (ну не одной же ей радоваться и упиваться таким внезапно свалившимся на нее признанием коллег по цеху). Депутат Милонов оскорбился. Тролли налетели и высказались кирпичами в комментах.

Скандал, ахтунг, холивар. Да такой, что аж… скучно. И даже не потому, что все участники происшествия ведут себя строго в рамках заданной роли: Милонов влезает с идиотскими возмущениями, Полина Гагарина разъясняет ревущей публике, что трансвестизм Кончиты – это легитимный и профессионально разработанный сценический образ,  и вообще надо быть культурными и терпимыми. Кончита, в свою очередь, удивленно хлопает приклеенными ресницами, продолжая отрабатывать образ. Скучно скорее оттого, что ситуация, вроде бы высосанная из пальца и возникшая случайно, на самом деле была неизбежна. «Добро» и «зло» поджидали любого двусмысленного казуса, чтобы использовать его как повод для файтинга.

Для этого и существует Евровидение – вернее, для этого его используют – как площадку, на которой можно отработать ту или иную национальную концепцию добра, поставить ее на кон и попросить как-то оценить ее всех остальных. Речь даже не о геополитических тяготениях и отталкиваниях как таковых (мол, Армения и Азербайджан практически не голосуют друг за друга, а Беларусь голосует за соседей – Россию и Украину). Концепция добра претендует на абсолютное господство, а не простую аккумуляцию симпатий стран-соседок. Понятно, что при этом важно, кто эту концепцию предлагает и в какой форме. Поэтому крупные страны с мощной «биографией» и фриковатые или эпатажные шоу имеют больше шансов, чем, абстрактно, «качественный продукт», вроде песни эстонских исполнителей, стилизованной под глэм-рок-н-ролл конца 1960-х или композиции оперного поп-трио из Италии. Некое выражение истины должно править безраздельно – как когда-то «Лорди», финская хард-рок группа, или женщина с бородой, взорвавшая все плохо закрепленные в черепной коробке мозги Россиюшки. Ибо для того и затеваются конкурсы добра.

Попса же сама по себе, как показывает Евровидение, хотя и достаточно уныла и однообразна, но может быть разделена на подвиды и награждена в соответствии с породой и заслугами.

Если бы на Евровидении, как на каком-нибудь Оскаре, «Песне года» или «Золотом граммофоне», раздавали бы награды в номинациях, а не пытались выстроить общий рейтинг, справедливость бы торжествовала, не создавая того болезненного политически окрашенного ража, в который впадают многие страны-участницы.

Введи организаторы какие-то номинации типа «Будущий хит дискотек Евпатории», «Лучшая женская песня второго плана» или «За честь и достоинство, проявленное при выборе длинны юбок подтанцовки», «Лучшая песня о мире во всем мире», «Лучшая песня непонятно о чем, исполняемая с надрывом очень громким голосом», «Лучшая накидка со стразами», то торжествовала бы справедливость, а не та или иная идеологическая маска истины.

Повторяющиеся из года в год баллады в стиле Элтона Джона, трагические песнопения в стиле «женщина в бальном платье стоит в центре сцены и громким голосом поет о том, что никто в мире не хочет войны, а войны все равно не кончаются», песни в стиле «дискотека 1990-х», пафосные вокально-хореографические шоу из балканских стран, вмещающие в себя всю боль и самобытность этих народов, и прямолинейный американский попс в стиле «Песня то ли из "Титаника", то ли из "Телохранителя"» - все они нашли бы свои награды, не вмешивайся добро и зло в ход конкурса.

Но отделить гламур от идеологической войны не получится, какие бы нравоучения ни посылала Полина Гагарина комментаторам своего твиттера. Гламур может захотеть быть только гламуром, а попса – попросить не искать в ней политического смысла, а оценивать ее «качество» и «профессионализм». Но гламур априори не может представлять только гламурность, он несамодостаточен и всегда лишь средство, а не действующее лицо.

Понятно, что гламур хочет никому ничего не быть должным, оставаться пустым и ни к чему не обязывающим.

Но связь гламура и политики образуется автоматически, и уклониться от нее невозможно, как ты ни тверди про «профессионализм образа трансвестита». Зараженному жаждой истины зрителю это не объяснить. Депутат Милонов в качестве потребителя попсы – не случайная фигура, а его главный адресат и потребитель.

Все мы сегодня немного Милоновы – ищущие тайных смыслов в текстах песен Евровидения, нарядах и половой идентичности их исполнителей. Все это как бы скрывает некую истину – нашего, к примеру, места относительно «Европы», нашей близости к добру и истине. А истина пахнет кровью, а это возбуждает гораздо больше, чем абстрактные и не различимые для тугого на ухо «болельщика» понятия о мелодичности, силе голоса, эффектности шоу и так далее...

Фото: Instagram Полины Гагариной

Комментировать