Живая Библиотека

Драконовед, многодетный отец, социолог. «Снегурочка – это человеческая жертва Деду Морозу»

7701 Янина Мельникова

Геннадий Коршунов. Фото: Сергей Балай

 

Мы сидим в просторном кабинете одного из корпусов Национальной академии наук Беларуси. За окном – вечерняя мгла, внутри – теплый свет ламп и ароматный запах трубки, которую мой собеседник почти не вынимает изо рта. Официально в каталоге книг Живой Библиотеки его представляют как «драконоведа». Признаюсь, это мой первый в жизни специалист по драконам. Скажу больше: думаю, что вряд ли в будущем встречу хотя бы еще одного такого.

В ответ на мое удивление, Геннадий Коршунов только смеется:

«Когда меня представляют драконоведом, можно считать это легким маркетинговым ходом. Правильней было бы сказать, что мое хобби связано с бестиарской тематикой. То есть с тем, каким образом в Античности, в Средние века и много позже люди воспринимали чудовищ. А ведь это не только драконы, но и, к примеру, домовые, которые есть в фольклоре практически всех культур. Это и морские чудища, и триаморфные воплощения богов. Просто драконы – это то, что якобы знают все».

Сфера «внерабочих» интересов социолога науки и прогнозиста Геннадия Коршунова, заведующего одним из отделов Центра системного анализа и стратегических исследований НАН Беларуси, – фольклор, современная игровая мифология, фантастика, сказки. Все то, что только на первый взгляд выглядит несерьезной темой, недостойной научного подхода.

«Все начиналось с детства, со сказок и мифов, – вспоминает Геннадий. – И вылилось в интерес к мифологии как к форме организации информации, к тому, в какой форме бытует информация в массовом сознании. Я писал на эту тему и университетский диплом, и кандидатскую диссертацию, хотя для этого пришлось убеждать не одного профессора, что тема достойна разработки».

На вопрос, кем сегодня считает себя мой собеседник отвечает: «Я – мифолог. Но не в том смысле, что внедряю или развенчиваю мифы. Я их коллекционирую и изучаю».

Материал подготовлен в рамках совместного проекта «Журнала»  и проекта «Живая Библиотека». «Книги» в Живой Библиотеке – это люди, которые представляют какое-то меньшинство, владеют уникальным опытом или редкой профессией. Всех их объединяет одно – они Иные для большинства из нас. Больше о Живой Библиотеке можно узнать в ее сообществах Вконтакте и Facebook. Поддержать проект также можно на платформе Talaka.

Мы знаем то, что ничего не знаем

Свою «коллекцию» Геннадий «складирует» в своем блоге. В нем – рассказы о мифических существах, бестиях, драконах и прочей нечисти. О тех, что жили на наших территориях, и тех, которые существовали и существуют в фольклоре других стран.

«Как писал Бодрийяр, мы живем в обществе симулякров. Нам только кажется, что мы знаем всё. На самом деле, если начать копать в любую сторону, окажется, что мы знаем только минимум, необходимый для функционирования в повседневности. Вот что такое электричество, спрошу я вас? И получу ответ: оно течет из розетки и заставляет работать разные приборы.

А вы знаете, почему нельзя через порог здороваться или передавать что-то? Обычно мне говорят: традиция такая! За все годы моей работы со студентами в БГУ в этом году впервые кто-то из первокурсников вспомнил, что «что-то там связано с домовым». Действительно, порог считался священным местом. Домовой защищал порог и окно. И когда мы что-то через порог передаем, мы словно разрушаем эту защитную границу и злим домового».

В древности дом и его стены мыслились сакральным закрытым местом, которое защищает живущую в нем семью. Но чтобы дом таковым стал, его нужно было «оживить». И потому под порогом хоронили первого умершего в этом доме человека – чаще всего, ребенка. Детская смертность в те времена была очень высокой. И душа этого ребенка, которая не прожила положенный срок, словно оживляла дом.

Отголоски этой традиции сегодня мы находим, к примеру, в нежелании пожилых людей переселяться в новый дом или квартиру. Потому что есть архаическая установка на то, что дом заберет жизнь ­– потому что сам по себе «ожить» он не может.

Такая традиция, говорит Геннадий, была, например, и у басков:

«Баски – маленький архаичный народ, до ХХ века они хоронили своих покойников не только на кладбище, но и, как сказали бы беларусы, «пад страхой», в пространстве между падающей с крыши водой и стеной дома».

Большинство мифологических образов, по словам Геннадия, – очень архаичные. Некоторые мотивы мифов зарождались еще в Африке и потом «расходились» в разные стороны, множество раз переосмысливались разными народами. И начинали жили своей жизнью. Позже началась систематизация мифов, обычно с помощью специально обученных людей – жрецов.

«Очень интересно систематизация мифов проходила в Египте. Там изначально было много территориальных центров, по тогдашнему делению – номов, которые сначала объединились в Верхний и Нижний Египет, а позже – в один. В каждом номе были свои боги, свои мифы и ритуалы. Но когда весь Египет объединился под властью одного фараона, возникла идея объединить и разрозненные мифо-религиозные системы. Произошло своего рода «укрупнение» богов. Появились боги-отцы и боги-сыновья, кого-то совсем забыли, кто-то стал чьей-то версий или одним из имен, кто-то чьим-то аватаром», – затягивается трубкой Геннадий.

Рассказывайте детям сказки, а уж потом – мифы!

Позже в Древней Греции появились и первые мифографы. Они собирали, записывали и перерабатывали мифы. В Средневековье особой популярностью пользовались всевозможные бестиарии и азбуковники – своеобразные «каталоги» монстров и мифических персонажей как аллегории грехов либо добродетелей.

Потом был Ренессанс, который вернул Европе античное наследие. А позже стали появляться романтики вроде братьев Гримм, которые стали интересоваться «народным духом», собирать предания и мифы, записывать и адаптировать их.

«Как литераторы переделали сказки, это ж просто песня! Большинство из современных людей только очень-очень приблизительно знает, каковы были аутентичные сказки, собранные братьями Гримм. Сестры Золушки, например, чтобы натянуть хрустальный башмачок на ноги, отрезали себе пятки и пальцы. Их за это в итоге и казнили. Гензель и Греттель заблудились в лесу не просто так – они убегали от родителей, которые хотели их съесть. Потому что сказка появилась в средние века, когда в Европе часто случался голод из-за эпидемий и неурожаев. И вернулись они домой, только когда родители раздобыли еду. И Красную Шапочку никакие дровосеки изначально не спасали, ее съел волк. А перед этим они вдвоем пообедали сваренной в котле бабушкой. Понятно, что в таком виде сказку детям не расскажешь. Ей нужна существенная переработка!» – говорит Геннадий.

Почитайте и другие наши «живые книги»:

  

И тут же развенчивает мои детские представления о Деде Морозе и Снегурочке:

«Дед Мороз – не кто иной, как представитель Морозной Силы, в которую верили наши предки. И которой нужно было приносить жертвы. Их и приносили, развешивая внутренности жертвенных животных на деревьях, которые впоследствии стали знакомыми нам гирляндами. А Снегурочка, конечно, не была ему внучкой. Это просто человеческая жертва. Помните, сказку «Морозко»? Всё же там на лицо! Мы просто защищаемся от таких историй. И детям, конечно, такое не расскажешь. Но ясно же, что если у Деда Мороза нет детей, и внучки быть не может. Это просто была не самая нужная девушка в деревне. Сирота или девочка из многодетной семьи – кого не жалко было. В общем, это довольно жесткая история. А ведь можно еще вспомнить Крампуса, Кнехта Руперта, Старую Перхту, Йоулупукки… В общем, добрый дедушка с подарками – это просто христианская попытка как-то облагородить образ весьма своеобразного зимнего персонажа».

После такого живого описания традиций, начинаю сомневаться в том, что же теперь рассказывать ребенку? Говорить ему правду? Или все-таки придерживаться ставших уже классическими интерпретаций? Многодетный отец Геннадий Коршунов советует все же рассказывать детям сказки:

«А уже потом, если им будет интересно, можно и мифы. Когда-то у меня была такая практика – я вел мифологический клуб для детей. И там рассказывал про домовых, например. Они ж разные были, у них были семьи, дети, жены. Они и помогали, и пакости устраивали. Во дворе свои хозяева были – амбарник, хлевник, банник и прочие товарищи. Вышли за пределы усадьбы, а там – свои духи в огороде, на лугу, в поле, в лесу, озере. У беларусов еще и особенные болотники. Как говорил Наполеон, это во всем мире четыре стихии – огонь, вода, земля и воздух, а в Беларуси – пять. Пятая – болото».

Ученый говорит, что детей такие фольклорные зарисовки живо интересовали, потому что в них они по-новому открывали для себе известных мультяшных персонажей, сталкивались с совершенно неведомыми доселе мифологическими персонажами, открывали для себя новый мир, в который верили предки, и про который очень часто не могли ничего рассказать родители.

Наш фольклор может стать заманухой для туристов

Все дело в том, говорит мой собеседник, что в Беларуси стали изучать аутентичный местный фольклор в очень специфических условиях – будучи в составе Российской империи.

«Поэтому, когда знакомишься, например, с записями Адама Богдановича, отца нашего великого поэта, то читаешь, что у беларусов не было такого полета мысли и фантазии, как у древних греков. А полет-то был, но совсем не классический, а свой, особенный. Однако в то время Богданович не мог иначе написать – цензура бы не пропустила. Хорошо еще, что вообще публиковали. На самом деле, у нас была живая и функционирующая мифология. Да что там была, есть! – восклицает Геннадий. – Сейчас, когда историки ищут аутентичные сюжеты, они едут или на Балканы, либо к нам на Полесье. Основной источник фольклорных материалов по восточным славянам сегодня – это как раз сборники, созданные после экспедиций на Полесье. Там сохранилась живая, не нарушенная никакими христианскими догматами мифология».

И в доказательство своих слов вновь задает вопрос:

«А знаете ли вы, где и когда в Европе было уничтожено последнее действующее языческое капище?»

Как прилежный студент, чувствую в вопросе подвох, и осмеливаюсь предположить, что «где-то в Беларуси».

«И не просто в Беларуси! В центре Минска! Напротив лицея БГУ, рядом с тем местом, где сегодня расположился ресторан "Старое русло", до начала ХХ века стоял дуб и валун, и даже горел огонь. А последнего языческого жреца у нас репрессировали в 1930-х. Мне совершенно не понятно, почему мы до сих пор не сделали из этого туристическую фишку, когда все вокруг просто с ума сходят по кельтской и прочей языческой тематике. Это такая могла бы быть замануха! Просто феерия!»

И я живо представляю себе толпы японских туристов с маленькими камерами и людей в белых рубахах до пят, приносящих жертву богам в центре нашего опрятного Минска.

Геннадий тем временем продолжает раскручивать мысль о туристическом потенциале беларусской мифологии:

«Да, постепенно у нас начинает развиваться эта тематика. Появляются усадьбы с национальным колоритом. Лет пять назад появился у нас альтернативный Деду Морозу местный персонаж Зюзя Поозерский. Недавно – усадьба с беларусскими нечистиками. У нас не застывшая, не книжная мифология, а живой фольклор. Наши нечистики – они из того мира, с которым человек контактировал и жил ежедневно».

Тюркский Змей Горыныч и беларуские Цмоки

Постепенно наш разговор переходит-таки к драконам. Геннадий рассказывает, что само слово «дракон» греческое, и буквально означает «страж, смотритель». В славянской мифологии драконов называли Змиями:

«Практически всё, что мы знаем про драконов, – из кино. И совсем немного – из сказок и книг. Например, Змей Горыныч – дракон. Мы знаем, что у него три головы, и чтобы его убить, надо эти головы отрубить, а в некоторых сказках – еще и место разруба прижечь. В этом персонаже ясно прослеживаются тюркские черты. Сама идея многоглавости дракона преимущественно азиатская. Но имя у него – все-таки славянское. Змей – змий – земляной. А Горыныч – горный, верхний, летающий».

Идея борьбы с драконом – всеобщая. Герой, дабы заявить свое право на царствование, верховенство, в западной традиции должен был дракона победить.

«Но если брать Азию, – индо-буддийскую и дальневосточно-китайскую цивилизации, – то там зачастую драконов убивать нельзя, но нужно получить его благословение, – замечает Геннадий. – Именно тот, кто находится под дланью дракона, и претендует на звание государя. Бывало, конечно, и там драконов убивали – напаивая, к примеру, сакэ до беспамятства».

Не совсем славяне, по словам моего собеседника, и сказочные былинные богатыри:

«Возьмем Илью Муромца. Не славянин – прозвище отчетливо показывает, что пришел из финского племени мурома. Крещеный, потому как имеет имя Илья. Алеша Попович – тоже не славянин. Скорей всего, грек. В те времена церковно-жреческие функции исполняли именно греки. То есть по отцу (Алеша же сын попа) не славянин однозначно. К Добрыне Никитичу у беларусов должно быть немало вопросов о его роли в изнасиловании Рогнеды. Добрыня единственный довольно четко прописанный в былинах персонаж, имеющий прототип в истории. Он считается дядькой воеводы Владимира Святославовича, сыном Малко Любичанина и может иметь хазарские корни. Но здесь больше догадок, чем фактов».

На беларуских землях драконов называли Цмоками. И они не были такими кровожадными, как европейские драконы:

«В европейской традиции дракон – животное без особых признаков разума. В беларуской же мифологии в принципе не было откровенно негативных персонажей, которые хотели напакостить. Есть воплощения недоли, болезней, неудач, но откровенно злобных – нет. И наш Цмок может наказать за дело, но если человек ведет правильную жизнь, состоит в браке, если у него есть дети (что является показателем социальной полноценности), то Цмок ему не страшен».

Легенд о беларусском Цмоке – превеликое множество.

«Есть в Беларуси деревенька Яя. Говорят, цмоки поспорили, кто из них будет ею владеть. Один говорит: "Я!" Второй: "Я!" Стали биться. Тут один мужичек и говорит: владейте деревней оба. "И ты, и ты". Цмоки удивились: "И я, и я?" Хитрец и подтвердил: "И я, и я". Так и появилоась у деревни ее название».

Много есть легенд есть о цмоках, которые жили в камнях и умели превращаться в симпатичных мужчин. И очень боялись молний.

«Когда они любились с девушками, то просили предупреждать о надвигающейся грозе. Но иногда им попадались коварные девушки. Есть легенда о том, как цмок разозлился на девушку, за то, что она не предупредила его о приближающейся грозе, и дал ей пощечину. У девушки появилось на щеке родимое пятно, которое не сходило до самой смерти».

Цмоки, жившие в камнях, чудесно шили одежду, но ее нельзя было надевать в церковь, потому что одежда начинала разваливаться.

«Были и домашние цмоки. Если такого цмока кормить яичницей, обязательно несоленой, то он будет приносить всяческие богатства, начиная от зерна (которое будет воровать у соседей), и заканчивая золотом и другим богатством. Но если яичницу посолить – отомстит страшно! Потому что соль – воплощение вечности, соленое не гниет, то есть не подвержено смерти. А цмоки – все равно немного не из этого мира. Потому если еду цмоку посолить, то он жутко разгневается и устроит хозяину «веселую» жизнь с пожарами и прочими бедами».

Жили Цмоки по преданиям и на территории современного Минска:

«К примеру, на месте нынешней станции метро "Фрунзенская" раньше была Цмокова гора. Люди верили, что там было логово цмока, который потребовал себе в жертву девушку. Но парню девушки, ковалю, не понравилось это, и он надавал цмоку тумаков, а потом кинул в Немигу. И говорили, что в засуху, когда река мельчает, периодически можно было увидеть кости дракона».

В Лидском замке жил цмок с человеческими глазами, который приходил на помощь в минуты опасности. В Лепельском озере жил Цмок. Говорили, что когда Константин Острожский собирал армию, чтобы биться с московским войском, то от имени всей нечести на бой вышли и лешие, и болотники, и цмоки.

Мой собеседник перечисляет одну легенду за другой. Отмечая, что фантазия у древних беларусов работала что надо, заселяя цмоками чуть ли не каждое озеро. Так что наш фольклор никак нельзя назвать бедным.

Читайте также:

  

Драконы как часть идеологии

Может показаться, что мой собеседник «застрял» в детстве, собирая и рассказывая другим бесконечные сказки и мифы. Но это если не знать, что в сфере его научных интересов – место и роль социальных мифов в массовом сознании. И в этом смысле легенды о драконах могут играть важную идеологическую роль в становлении обществ и государств, говорит Геннадий Коршунов:

«Идеология излагается не в толстых книгах. Хороший идеологический конструкт – это когда в минимуме знаков кроется огромный объем информации. Когда глядя на одну картинку, человек понимает заложенный в образ посыл без всяких объяснений. Если объяснять это на драконах, то, с одной стороны, можно вспомнить образ Святого Георгия – самого известного драконоборца. Видишь картинку, узнаешь образ – и ничего не нужно объяснять про дракона и рыцаря, про добро и зло. Всё сразу понятно на архетипическом уровне. Противоположный вариант – китайский дракон-Лун и его азиатские братья. Там дракон – это символ государства. Сражаются не против него, а за него, за право назвать его своим.

Знаете, чем отличаются драконы Китая, Кореи и Японии? Количеством пальцев. У китайского – пять пальцев, у корейского – четыре, у японского – три. Бытует легенда, что китайский дракон захотел сходить на восток, дошел до Кореи – потерял палец, дошел до Японии – еще один. Подумал, дальше не пойду – останусь без пальцев.

Японцы же говорят, ничего подобного! Это наш дракон был первый. И он решил пойти на запад. Дошел до Кореи – у него вырос палец, до Китая – еще один. И подумал: дальше не пойду, в пальцах запутаюсь.

Корейцы говорят: «Врете вы все!» Первый дракон появился в Корее. Один из них пошел на запад, и у него вырос один палец. Он побоялся запутаться в пальцах и вернулся. Второй – пошел на восток. И потерял палец. Решил, надо возвращаться, чтобы еще не потерять. И потому драконы остались в Корее».

Такая вот идеология, о том, кто был первым и главным в регионе. В Беларуси, считает Геннадий, о таком простом и понятном всем переосмыслении фольклорных мотивов, говорить, к сожалению, очень рано. Пока мы только-только начинаем думать о том, чем отличаемся от соседей.

О Хэллоуине, мультфильмах и Гарри Поттере

Впрочем, порой те вещи, которые кажутся нам «чужими» на деле оказываются очень даже близкими, говорит Геннадий Коршунов.

«Взять, например, Радуницу, Дзяды и Хеллоуин. Это же праздники одного порядка. Да, Хэллоуин раскрутили шотландцы и ирландцы, после того как переехали в Америку. Есть его аналог и в Мексике – День Мертвых, который отмечают почти в тоже время. Последний вообще претерпел такие изменения, что специально и не придумаешь: смешался с христианской мифологией, красиво, сумасбродно и невообразимо. Но в конечном итоге он был и остался днем поминовения предков. Архаичный и сакральный день, когда души усопших оказывались со своими потомками за одним столом. В чем христианству не отказать, так это в умении перелопатить язычество под себя. И обычно все довольны. Язычники как делали, так и делают. А христиане, в свою очередь, имеют возможность сказать: так это ж они все по-христиански делают».

Современные люди знакомятся с мифами через медиа и кино, которые берут из мифологии самые яркие эпизоды. Такие истории создаются для того, чтобы «выстрелом в мозг сразу все вынесло за пределы черепной коробки»:

«Но есть в мифологии и гораздо более тонкие вещи, от которых, при знакомстве, получаешь более длительное удовольствие. Начинаешь копать такие истории, и понимаешь, что откуда пришло. С таким пониманием можно прогнозировать, и что куда будет развиваться».

И напоследок говорим о Гарри Поттере. Детям Геннадия он сослужил плохую службу: «После Поттера очень сложно найти что-то такого же уровня для читающих детей. Все последующее «уже не то».

И дело даже не в красиво переработанной мифологии (ее в книгах о юном волшебнике как раз немного), а в подростковой психологии. Но мифических персонажей в книгах Геннадий все же оценил: Джоанн Роулинг не отказала себе в удовольствии литературно «переделать» некоторых из них:

«К примеру, Василиск никогда не был большой змеей. В Античности его видели как маленькую змейку с короной на голове. Позже он превращается в чудище с туловищем жабы, хвостом змеи и головой петуха. А появляется василиск из яйца, которое снес старый петух, и которое высидела жаба».

И я вспоминаю Конфуция с его «Всё не то, чем кажется». И думаю о сказках, которые мне читали в детстве родители и бабушка. Кажется, настало время узнать всю правду о Деде Морозе, Красной Шапочке и Золушке. А вместе с ними шагнуть в мир мифов, преданий и легенд, который, как бы мы того не хотели, прочно вошел в нашу жизнь. Не зря же боимся рассыпать соль, стучим по дереву и переносим невест через порог отцовского дома?

Еще «книги» Живой Библиотеки:

  

Комментировать