Арт

Бедный, бедный Павел! Неупокоенный дух императора в новом романе Пелевина

Вышедший этой осенью «Смотритель» – уже тринадцатый роман Виктора Пелевина. Не подставишь к нему эпитет «долгожданный», потому что в последнее время у Пелевина книги входят каждый год. Нет в романе и острой злободневности, которая спешила отрезвить участников белоленточных протестов («Бэтман Аполло») или подпортить удовольствие пользователям социальных сетей («Любовь к трем цукербринам»).

Зато у Пелевина дошли руки до модной на заре 1990-х теме масонства, и арсенал оккультных учений, обыгранных в его книгах, обогатился еще и этом вычурным экспонатом. Действие «Смотрителя» целиком происходит в Идиллиуме – искусственном мире, созданном воображением тайного общества медиумов.

Впрочем, достаточно в самых общих чертах быть знакомым с Пелевиным, чтобы, не читая книгу, догадаться: разница между «подлинным» и «искусственным» миром постепенно сотрется, и разбираться, какой из них «реальнее», станет бессмысленно.

Ведь картина мира зависит от позиции наблюдателя, которая ни к какой системе координат намертво не прикреплена. Идея относительности и симулятивности реальностей обнаруживается в каждом тексте Пелевина. Натыкаясь на нее в ранних романах и повестях можно было получить нечто вроде радостного прозрения. Позже интеллектуальное удовольствие приносили ироничные примеры или неожиданные свежие формулировки.

К тринадцатому роману реквизит, с помощью которого Пелевин всякий раз инсценирует появление идеи всеобщей относительности, изрядно истрепался. Пелевину явно тесновато в той колее, которую он сам для себя проложил. Талдычить про одно и то же – и все время обаятельно, неожиданно, свежо – сложно даже такому проницательному автору с мощным интеллектом. Но, судя по «Смотрителю», Пелевина в принципе интересует только этот самый вопрос о «реальности», и разворачивать его он готов только одним и тем же, обкатанным способом.

Рецепт стабильно работает в большинстве романов Пелевина. Наивный главный герой – чаще всего сам нарратор, всегда одного и того же темперамента и стиля мышления. Он описывает тайное общество с карикатурно-узнаваемой системой «сакрального знания». В пару главному герою добавлена возлюбленная, «то ли девушка, а то ли виденье», то ли живой идеал, то ли обманка-симуляция. Буддизм, даосизм, философия постмодерна, кастанедщина и бытовое мухомороедение приходят на помощь для объяснения очередной версии мироустройства, будь то вампиро-центричный мир, мир оборотней или мир как компьютерная симуляция.

Причем, прежде романы Виктора Олеговича состояли, условно говоря, из двух слоев: «знание» и «актуалии». В «знание» входили миксованные выжимки из мистических и философских систем, которых он с фирменной иронией вставлял в диалоги своих героев. «Актуалии» обеспечивали приложение идей к исторической фактуре или повестке дня.

В случае «Смотрителя» с актуалиями не сложилось. Ничего «из газет» читатель там не найдет. Действие практически не выходит за рамки воображаемой суб-вселенной, а «Ветхая Земля», на которой мы с вами обитаем, предстает для героев всего лишь как душный ад, в который они опасаются спускаться.

На этот раз внимание Пелевина привлекает российский император Павел І с его масонскими увлечениями. Важный литературная перекличка – роман Юрия Тынянова «Подпоручик Киже», развивающий исторический анекдот о том, как из описки, допущенной секретарем Павла Первого, «родился» несуществующий в реальности, но зафиксированный в документах поручик. Этот виртуальный персонаж у Тынянова проживает целую жизнь, делает карьеру, женится, умирает…

С помощью этого сюжета солипсизм Пелевина приобретает новые оттенки.

Если только я один вижу некое явление, это галлюцинация. Если явление видят двое – это уже реальность. А что, если заставить нескольких людей видеть одну и ту же галлюцинацию? В таком случае будет создана и новая реальность.

В романе описаны особые устройства, позволяющие медиумам создавать новые миры. Но вопрос немного в ином – не создаются ли такие множественные реальности буквально на каждом шагу, без участия Флюида и сверхъестественных сил? Ведь достаточно было, чтобы имя поручика Киже появилось в документах, чтобы множество людей начали думать о нем как о реальном действующем, дышащем человеке. На языке социологии этот метафизический феномен формулируется в теореме Томаса: если ситуация мыслится ее участниками как реальная, то она реальная в своих следствиях. Взаимодействия людей по поводу Киже, его возникновение в их созданиях, сделали самого Киже реальным. Этот исторический анекдот и становится отправной точкой для фантазии Пелевина.

Фантазия эта неудержима и беспощадна. Действие романа разворачивается аж на протяжении двух томов. Причем, необходимость разбивки на два тома ничем, кроме как маркетинговыми соображениями, объяснить невозможно. Никакого радикального перелома сюжета во втором томе мы не наблюдаем, хотя обманный жест фокусника Пелевин в конце первой книги и делает – и изнуренный читатель с надеждой принимается за вторую порцию все той же окрошки.

Деталей, описаний, нюансов, а также умственных виражей по поводу Творца, Абсолюта, сознания и реальности, как у всегда у Пелевина, в романе очень много. Есть и остроумные вставки-размышления, и удачные примеры «остранения», меняющие способ мышления о привычных явлениях: метафизические описание жизни цветка или функционирования мобильного телефона, уже традиционные размышления о любви и «настоящности» объекта этой любви, пару точных штрихов по поводу сущности денег…

В общем, поклонники Пелевина, которые готовы раз за разом потреблять одни и те же истины в не сильно отличающейся упаковке, найдут в «Смотрителе» то, к чему привыкли. Меня же, по ходу чтения, бомбардировали вопросы «зачем я это продолжаю читать?» И, главное, «как ему самому не надоело это писать?»

Гладкий и ритмичный текст «Смотрителя», в котором завязаешь как в сериале (с той лишь поправкой, что этот сериал еще и с духовно-философскими вставками) засасывает, но при этом не оставляет того освежающего действия, которое несли лучшие тексты Пелевина. Текст не сдвигает чего-то важного в тебе, не восхищает находками. Чтение «Смотрителя» уютно укачивает и ненавязчиво увлекает: «это привычный Пелевин, расслабьтесь и комфортно проведите следующие два часа». Похоже, Виктор Олегович вплотную приблизился к созданию комфортного чтения для электрички, и даже, возможно, проигрывает в сюжетостроении Акунину. Еще шаг в этом направлении, и получится Дарья Донцова с элементами оккультизма и критики общества потребления.

Будь «Смотритель» дебютным романом молодого неизвестного автора, ему вряд ли грозила публикация, и уж тем более – оглушительный успех ранних произведений Пелевина. Все это слишком слеплено из всего то, что мы уже у Пелевина читали и полюбили. Но вряд ли вы захотите второй раз пережевывать даже самое любимое свое блюдо.