Политика

«25 лет стабильного кризиса». Как избежать войны в Европе и перейти от конфронтации к диалогу

Крым и Донбасс показали необходимость новой системы европейской безопасности, но взаимное недоверие затрудняет ее создание. На что способны ОБСЕ и НАТО, чего хочет Россия и как избежать новой войны – холодной и «горячей». Разбираемся.

Остатки Ялтинско-Потсдамской системы

Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ) остается крупнейшей в мире региональной организацией, занимающейся вопросами безопасности. Ее эффективность постоянно подвергается критике.

«Хорошо бы иметь что-то поэффективнее, но лучше ОБСЕ пока ничего нет», – убеждена Хайдемария Гюрер, директор департамента в федеральном Министерстве европейских и иностранных дел Австрии.

ОБСЕ не помогает преодолеть недоверие в системе безопасности – в контексте его работы противоречия лишь нарастают. В этом уверена Леся Каратаева из Казахстанского института стратегических исследований.

Базовые принципы ОБСЕ были нарушены во время аннексии Крыма, напоминает Мартин Вукович, замдиректора австрийского «Диалог Европа – Россия» и экс-посол Австрии в России. И эти принципы придется утверждать вновь.

Не лучше обстоит ситуация и с НАТО. По мнению Дениса Мельянцова, старшего аналитика Белорусского института стратегических исследований, североатлантический альянс больше не может вести войны. Как предсказывают аналитики, реальные военные кампании США может проводить вместе с Великобританией, Германией и Францией, а многие страны, вступившие в НАТО по политическим мотивам (от Латвии до Турции), сегодня становятся для альянса скорее обузой и угрозой, нежели источником реальной помощи.

Европейская архитектура безопасности с 1990-х строилась вокруг НАТО и Евросоюза, что автоматически сводило участие России до статуса максимум особого партнера. Это не соответствовало российским ожиданиям и приводило к попыткам отвоевать себе достойное место. К этому же провоцировало и любое движение НАТО на восток, которое воспринималось в Кремле как угроза, требующая ответа.

«Журнал» также рекомендует:

  

В результате сегодня в Европе мы имеем такую систему безопасности, которую Денис Мельянцов описывает как «набор дисфункциональных организаций too big to fail, остатки Ялтинско-Потсдамской системы. Они не могут решать вопросы безопасности сегодня, как не могли их решать во время Холодной войны».

«Пока у нас 25 лет стабильного кризиса», – заключил Вольфганг Зендер, программный директор по Беларуси немецкого Фонда Аденауэра, модерировавший дискуссию на конференции «Общеевропейские интеграционные процессы: к общему видению через трансграничную синергию» в рамках экспертной инициативы «Минский диалог».

Кибертерроризм и замороженные конфликты как повод для сотрудничества

Однако вопросы безопасности волнуют как Европу, так и Россию – и выстраивать дальнейшее сотрудничество как-то нужно. Да, существует взаимное недоверие и негативные опыт нарушения предыдущих соглашений. Сложно себе представить, будто Москва может быть равным военным союзником Берлина, Вашингтона или Лондона. Однако взаимодействие необходимо именно потому, что существуют конфликты и их надо как-то урегулировать мирным путем.

Как показала практика постсоветских замороженных конфликтов – от Приднестровья до Донбасса, – они остаются зоной риска, но со временем все равно приходят к нормальному сотрудничеству с соседями. Разрешить эти конфликты силовым образом, с применением обычных вооружений, не удается ни за год, ни за десятилетия. А ядерная война в Европе не нужна никому.

«Журнал» также рекомендует:

  

Помимо противостояния России и Запада, в регионе хватает и общих вызовов. Хайдемария Гюрер называет одной из главных тем во время председательства Австрии в ОБСЕ в 2017 году радикализацию молодежи, потерю доверия правительству, что в конечном счете связано с терроризмом. Эта внутренняя угроза имеет внешние причины, поэтому дипломат связывает ее нейтрализацию с восстановлением доверия не только у населения к государствам, но и между государствами.

Другие транснациональные угрозы – наркотрафик, организованная преступность, торговля людьми, киберпреступность. В этой связи Леся Каратаева считает кибербезопасность удобной и важной сферой для кооперации. Как интернет не признает границ, так и силовым ведомствам разных стран приходится сотрудничать для предотвращения киберпреступлений. Причем это далеко не только экономические нарушения, вроде воровства денег с карточек, но и распространение террористической идеологии, вербовка боевиков и в целом «переход боевых действий в киберпространство».

«Новая архитектура европейской безопасности – хорошая аббревиатура!»

– так иронизировали участники конференции, выражая свой скепсис относительно создания подобных новых структур. И у такого скепсиса есть несколько обоснованных причин.

Во-первых, остается неясным, о каком конкретно новом пространстве говорить. По мнению Хайдемарии Гюрер, вместо затертого «от Лиссабона до Владивостока» необходимо смотреть шире и включать в новое пространство безопасности атлантические государства – «от Ванкувера до Владивостока».

Леся Каратаева отмечает появление нового, евразийского пространства безопасности – «от Калининграда до Шанхая». Нечто среднее – «от Лиссабона до Шанхая» предлагает Андрей Скриба из Центра комплексных европейских и международных исследований Высшей школы экономики (Россия).

Как видим, консенсуса нет даже на уровне экспертов, не говоря уже о дипломатах. А без понимания списка стран-участниц ни о какой реальной работе говорить не приходится.

Во-вторых, сложно определиться даже с тем, будут ли говорить о безопасности отдельные страны или различные интеграционные образования. Как отмечает Леся Каратаева, Россия всё в меньшей степени готова говорить об общеевропейской системе безопасности по каком-то из вышеописанных страновых сценариев – скорее как о партнерстве между ЕС и ЕАЭС.

Евросоюз же в принципе не готов к такому формату, не воспринимая ЕАЭС как образование серьезное, стабильное и равное ЕС не только по риторике, но и по сути. И у Европы для этого есть все основания.

Помимо политических моментов, у двух интеграций совершенно разные подходы к безопасности, считает Андрей Скриба. Евросоюз придерживается нормативно-ценностного подхода: не потому что Брюссель хочет распространить свои ценности, чувствуя себя великим, а потому что среди стран с такими ценностями ЕС чувствует себя в безопасности.

Россия же исповедует «реалистский» подход, который означает оборону режима и политической стабильности как способ преодоления внутренних конфликтов, оборону традиционных сфер влияния и безопасности, оборону суверенитета в его российском понимании. Те же принципы экстраполируются на ЕАЭС, где страны пытаются вместо истинной интеграции скорее обороняться друг от друга.

Нормандия-Свислочь

«Как нельзя обеспечивать безопасность Европы без США, так нельзя и без России. Звучит, как необходимость сделать невозможное», – резюмирует Мартин Вукович. Чтобы приближаться к этой цели, он рекомендует опираться на реально существующие сегодня организации и системы безопасности, а не мечтать о новых. Какими бы несовершенными ни были нынешние форматы, они отражают реально возможный консенсус.

Судя по всему, таким консенсусом сегодня является Нормандский формат переговоров. Андрей Скриба характеризует его как «кризис-менеджмент»: разговор не о новой структуре безопасности, но хотя бы о том, какой она может быть и как управлять нынешним кризисом, раз уж его не получается преодолеть. Это формат Минского диалога, который позволяет совместить на одной площадке Европу с ее ценностями и Россию с ее реализмом-прагматизмом – поскольку понятно, что отказываться ни от того, ни от другого стороны не намерены.

Как напоминает Денис Мельянцов, реальная стабилизация системы безопасности происходили либо после войны (Венская и Ялтинско-Потсдамская система), либо после серьезной угрозы войны (в частности, Карибского кризиса). Пока такого в Европе и мире не произошло, Нормандский формат и Минский диалог остаются лучшими образцами того, что переговоры все же возможны.