Арт

«Я не знаю, какое будущее у беларусской музыки. Я не понимаю уже, какое будущее у всей страны»

3632 Ольга Бубич

Марина Шукюрова (Руся). Фото: Илья Башнин

 

Группа Shuma выпустила свой второй альбом «Sonca». В прошлом году электро-этно трио было удостоено пяти наград музыкального портала Experty.by, среди которых титулы авторов лучшего дебютного альбома, лучшего фолк-альбома и лучшего альбома на беларусском языке. Второе детище Shum’ы продолжает традиции синтеза актуальной клубной электроники и фольклора.

Фронтвуман Shum'ы, певица и дизайнер по голосу Марина Шукюрова (Руся) рассказала «Журналу» о сложностях работы с архаикой, «дзэне мовы» и туманном будущем беларусского музыкального рынка.

– Откуда возник интерес к народной беларусской музыке? Помните первые произведения фольклора, которые произвели на вас впечатление?

– Народная песня со мной с самого рождения, но конкретные примеры помню с трудом. Я родилась и выросла в городском поселке под Гомелем, там народные песни звучали часто: среди бабушек в соседних деревнях, за столом на семейных праздниках.

Фольклор всегда погружал меня в какое-то внутреннее закрытое состояние, в котором происходил очень интимный контакт с самой собой, со своей природой – вокальной, женской, человеческой. И в то же время, несмотря на эту «закрытость», ощущалось и нечто глобальное. Будто через музыку я подключалась к чему-то великому.

Музыкой я занималась с самого детства и поэтому часто посещала концерты местных или приезжих фольклорных ансамблей. Вообще, я всегда слушала очень много этнической музыки, причем не только беларусской, но и мировой. Помню, в подростковом возрасте очень любила британскую группу «The Cranberries». Тогда меня сильно впечатлило, как ее вокалистка использует в пении различные этнические приемы.

Этническая музыка владеет очень древними знаками, генетической памятью и культурными кодами. И у каждой личности, которая ее воспринимает, внутри есть какие-то ключи. Как в психотерапии: психолог может рассказывать что-то на первый взгляд бессвязное, а внутри вас вдруг находится ключ, который все раскладывает по полочкам, и вы с удивлением обнаруживаете: «О, точно! Вот это со мной резонирует!» С пением происходит то же самое.

Музыка сама по себе влияет на человека психологически, а пение – еще в большей степени, так как в него вовлечен человеческий голос. Удивительный факт: голосовые связки всех людей на планете со-настроены. Если вы слышите мой голос, ваши голосовые связки начинают повторять те же самые колебания, что и мои. Конечно, этого не слышно, потому что струя воздуха в это время не проходит, но сами связки колеблются.

Когда мы слушаем оперное пение, наши связки, совершая колебания вместе со связками профессиональных певцов, на самом деле отдыхают. Поэтому часто людям, которые нервничают или находятся в стрессе, вокалистам, у которых зажат голос, рекомендуют слушать классическое оперное пение – открытое пение, максимально корректное для тела. Неудивительно, ведь классическая школа и подобные техники пения оттачивались веками.

То же самое и с этническим пением. Здоровые, ярко звучащие голоса влияют на наше самоощущение, активируют культурные генетические коды, которые зашифрованы в песнях. Благодаря этим двум факторам, человек все время чувствует некий глубокий резонанс. И не важно, беларусская это песня, индийская или африканская.

Когда люди внимательно, осознанно слушают этнические песни, они впадают в состояние легкого транса. Это можно наблюдать на концертах этнического пения. Кто-то из слушателей может расплакаться, кто-то хихикает, кто-то встает и уходит, для кого-то это глубокое потрясение.

Участник нашей группы Alexis Scorpio (Алексей Коробейник) использует при написании музыки и разные психоакустические штуки. Например, подкладывает белый шум или специальным образом обработанные звуки, которые заставляют человека переживать состояния, близкие к измененному сознанию.

В английском языке существует даже отдельное выражение, описывающее эффект от некоторых типов пения и звуков – «healing sound» (звук, который лечит). Причем лечебным он может быть как для исполнителей, так и для слушателей.

В Прибалтике, кстати, многие психотерапевты, особенно телесно-ориентированные, используют в своей практике именно беларусские «шматгалоссі»: установлено, что в беларусских песнях есть определенные интервалы, успокаивающие человека.

Поэтому – да, этнические песни действительно являются носителями очень древних кодов. И остаться равнодушным к ним невозможно.

– Где и как вы находите песни, которые впоследствии превращаете «в современный музыкальный продукт»?

Есть несколько подходов. Первый – это личное участие в этнографических экспедициях. Ездим в деревни и сами собираем песни. К сожалению, действительно старого материала сейчас осталось мало, его носители исчезают. Многие из них, хотя и передаются из поколения в поколение, доходят до нас искаженными.

Второй вариант – работа с исследователями. Своими экспедиционными записями с нами делилась Зинаида Можейко, с интересными экспедиционными наработками нам помогали Татьяна Пладунова, Тамара Варфаламеева, Ирина Мазюк.

Третий источник песен – сборники, в Национальной библиотеке всегда можно их послушать и почитать ноты.

Сначала мы выбираем песни на слух, опираясь на то, насколько богатая их мелодика. Я сама не очень люблю мажорные и простые песни. Наша вторая вокалистка Надя Чугунова также больше тяготеет к сложному, меланхоличному материалу.

Shuma: Марина Шукюрова (Руся) и Надежда Чугунова. Фото: Илья Башнин

 

Однако этническую песню спеть не так просто. Часто случается так, что песня, как говорят вокалисты, «не укладывается в горло» – не поется и все тут. С ней нужно сжиться, срастись, погрузиться в нее. Если певец исполняет песню, скажем, два года, очень часто хорошо слышно, насколько отличается исполнение сейчас от первоначального.

Бывает, что песня отлично исполняется a cappella, но перевести ее в эстетику электронной музыки сложно. Мы сами с таким сталкивались не раз: находили очень древние песни, но с тем, чтобы их «одеть» в современную музыку, испытывали большие затруднения. Песни, не поддающиеся совмещению с электронной музыкой, мы исполняем в традиционной манере в рамках проекта Shuma Voices – именно так, как это делали раньше в деревнях.

Алексей тоже слушает с нами материалы, мы долго обсуждаем, о чем та или иная песня, из какого она обряда, из какого региона, какие метафоры могут быть зашиты в текст. И уже опираясь на эту информацию, думаем о том, как ее аранжировать и под каким музыкальным соусом подать – чтобы и песню не испортить, и ее интересные детали подчеркнуть.

– Но ведь, наверняка, есть песни, содержание которых не всегда подходит для исполнения в клубах. Например, ритуальные песни с поминок…

Есть такое. Мы не используем песни, которые связаны с ритуалами рождения, крестин и смерти. Рождения и крестины – это очень интимное действо, в которое вовлечена семья, и мы стараемся не нарушать этот интимный круг.

Что касается «жалобных» песен, или «галашэння» – так называются песни, которые поют, когда кто-нибудь умирает, – они представляют собой очень специфический жанр. С ними работает совсем немного людей. Это очень осторожная практика, и нужно быть чуткими к энергиям, вложенным в такие песни. Считается, что если ты их поешь, то можешь накликать на себя беду либо просто попасть в водоворот негативных эмоций и энергий. С этим сегментом традиционной песни мы, конечно, знакомы, мы знаем, как они устроены внутри, о чем там поется, но сами их не исполняем.

Есть у нас и еще одно негласное правило – не смешивать две противоречащие песни в одном треке. Например, это не может быть летняя песня, «жніўная», и какая-нибудь «калядная». Это два совершенно разных обряда, две разные календарные зоны, и смешивать их считается среди фольклористов дурным тоном.

Более того, некоторые даже избегают пения «летних песен» во время зимнего периода, и наоборот. Мы же в Shum’e, ставя перед собой просветительско-популяризаторские цели, это правило игнорируем. Даже поем обрядовый календарь в любой период года. Для нас гораздо важнее помочь людям разобраться в традиционной беларусской песне, получить о ней хотя бы минимальное представление.

– Вы выступаете не только в Беларуси. Насколько наша народная музыка понятна иностранным слушателями? Или они реагируют скорее на клубный, электронный формат?

Европейского слушателя вообще «беларускамоўны» момент не смущает. Более того, он его восхищает! Мы часто на концертах, особенно выездных, стараемся специально вставлять в клубную программу «а капельные» кусочки.

Я всегда предупреждаю людей: «Внимание, ребята! Сейчас будет песня в оригинальной манере, не пугайтесь – это немного необычно, так что подготовьтесь внутренне!» И людей, бывает, просто «уносит». Они закрывают глаза, впадают в транс и с большим удовольствием купаются в голосах.

Любая корневая культура, в принципе, в своей основе одинакова. Поэтому неважно, Африка ли это, Индия или Беларусь. Все воспринимается гармонично и приятно.

– В недавнем интервью беларусская электронная исполнительница Mustelide отметила, что сочетание родного языка с актуальной и качественной музыкой может стать преимуществом для беларуса, который хочет, чтобы его заметили на европейском рынке. Согласны ли вы с такой точкой зрения? И как вообще можно оценить шансы беларусских музыкантов вызвать интерес вне страны?

Шансы есть. Я согласна с Mustelide: именно корневой компонент представителей любой культуры в музыкальном плане может стать для них плюсом. Сейчас удивить мир продакшном не так уж сложно: любой образованный электронщик, сидя дома, может сделать такой же звук, как у студий Британии или Германии. Гораздо сложнее не потерять себя во всем многообразии современной музыки.

В культурологи уже появился термин glocal (global + local): его используют для определения культурного продукта глобального значения, но с локальной базировкой. Shuma в этом смысле как раз и есть такой «классический», если можно это слово употреблять, «глокал»-пример. Музыка – глобальна, а базис – местный, национальный.

– То есть на английском лучше не петь?

Ну нет. Главное, быть верным себе. Если ты чувствуешь, что способен хорошо изъяснятся на английском, если уверен, что ощущаешь метафоричность этого языка, все его особенности – то без проблем. Или даже если просто поешь без акцента.

Я всегда призываю артистов быть верными себе, прислушиваться к своим внутренним ощущениям, знать, способен ты на что-то или нет. Очень важно не кривить душой и не стараться корячится петь на английском, которого ты по сути не знаешь.

Ведь если ты пишешь тексты песен при помощи Google Translate или Multitran, это сразу чувствуется. Все должно быть органично.

– Как возникла идея совместить фольклор и современную электронную музыку? Вдохновил ли опыт других групп, которые уже делали подобного плана эксперименты – например, популярный в нулевых Иван Купала с его «Костромой»?

Конечно, я слушала «Иван Купала» и эксперименты с современной этнической музыкой, которую делали, например, «Крыві» или «Палац». Но всегда понимала: это все немножко не то.

Вместе с Надей Чугуновой и Иреной Котвицкой мы когда-то работали в рамках проекта «Akana-NHS», исполняли архаичные песни с легкими джазовыми аранжировками, но и этим сочетанием я была не до конца довольна. Ведь джаз, по крайней мере в нашей стране, имеет узкую аудиторию. А моей целью всегда было зацепить именно молодую клубную тусовку, вообще далекую от всего беларусского.

И я все время думала: «Что же делать? С какой же музыкой?» И поп-рок, и поп-музыка – это прекрасно, но немного не то. Я сама – любитель свежей электронной музыки, и мечтала найти человека, который будет со мной на одной волне, поймет меня и почувствует то, что нужно. И таким человеком стал Alexis Scorpio.

– Насколько факт перехода музыкального рынка в интернет сыграл на руку беларусским исполнителям? Принесло ли это больше преимуществ или сложностей? В каком направлении вы видите дальнейшее развитие беларусской музыки?

Выход музыки в интернет, несомненно, сыграл на руку электронным продюсерам. Вы удивитесь, как много уже существует классных беларусских продюсеров электронной музыки, которые, минуя локальный рынок, уже прекрасно продают свой продукт в Европу – их активно покупает Англия, Америка, Германия и другие страны. Изучая рынок европейских стран, я вдруг замечаю: «О, парень из Жодино издается в Англии! Ничего себе!»

Что же касается музыкантов, которые работают в жанре поп или рок… Музыку такого плана на русском или беларусском языке продавать дальше России и Украины тяжело. К тому же, в этих жанрах сильное влияние оказывает российская культура, как бы мы ни хотели этого избежать. Достаточно посмотреть на наших «государственных звезд» – это всё калька с российской сцены! То же самое и в рок-музыке.

Рок-музыка классная в Америке, в Англии – там, где люди нескольким поколениям растут в этом жанре. Вообще, чтобы быть выдающимся рок-музыкантом, нужно жить в очень яркое, протестное время, а сейчас у нас затишье. Несмотря на это, рок оказывается самым устойчивым стилем в беларусской музыке, новые группы продолжают появляться.

Единственное, что могло бы действительно вывести беларусскую музыку на европейский рынок, – это именно электронная музыка. Но специфика этого направления как раз в том, что именно локальный сегмент в нем обнаружить тяжело. Некоторые известные ди-джеи и продюсеры электронной музыки включают в свои треки этнические мелодии, сэмпл, скажем, турецкой этнической песни или духового инструмента, сыгранного каким-нибудь индусом. А если ничего такого, намекающего на присутствие этнической культуры, не включать, то электронная музыка – интернациональна и отличается только по качеству звука.

Сейчас мировой рынок постепенно отказывается от живых инструментов, от композиторов, которые работают с «живыми» музыкантами или оркестрами. На передний план выходит digital composer – человек, который один заменяет весь оркестр. Как правило, это очень образованные мультиинструменталисты, которые могут даже в полной тишине создавать музыкальные полотна, лишь наблюдая за движением графика звуковой волны.

Поэтому абсолютно неважно, где человек сидит – в Добруше или в Нью-Йорке. Если есть профессиональная подготовка, музыкальное чутье, вкус, эстетика, понимание музыки – можно работать в любой точке мира.

Поэтому я не знаю, какое будущее у беларусской музыки. Я, в принципе, не понимаю уже, какое будущее у всей страны. Но я точно знаю, что люди, которые профессионально делают электронную музыку, могут обеспечить себе достойную жизнь – и творческую, и финансовую.

– Ваша группа активно работает со спонсорами. Альбом «Sonca» стал возможным благодаря финансовой поддержке компании «Керамин». Каких стратегий должны придерживаться музыканты, чтобы мудро вести переговоры – получать финансирование и в то же время не рисковать потерять свободу творчества?

Самое главное – иметь очень качественный и убедительный продукт. В случае с «Керамином» нам очень повезло. Предложение звучало примерно так: «Ребята, мы послушали ваш первый альбом, это нечто невероятное! Мы понимаем, вы большие профессионалы. Скажите, сколько нужно времени и денег, чтобы сделать программу (которая стала в итоге альбомом «Sonca») для нашего показа моды?»

Мы сели, всё посчитали и представили им очень адекватные и прозрачные цифры бюджета. Так что в общении со спонсорами именно эти два критерия и важны: адекватность – со стороны компании, и профессионализм – со стороны группы.

В нашей стране люди с капиталом, к сожалению, всю свою жизнь посвящают именно вопросу владения им. И у них остается мало времени, чтобы разбираться в культурных веяниях, в том, чтобы понять, кто чем занимается на беларусском культурном рынке. Кто крут, а кто – не очень. Не имея возможности отвлечься от бизнеса, люди часто либо обращаются не туда, либо не очень грамотно ведут переговоры.

– Вы также ведете необычные мастер-классы по работе с голосом. Что это за курсы и что именно «осознание собственного голоса» может дать человеку, который не занимается пением профессионально?

Есть расхожая фраза: глаза – зеркало души. Я с ней не согласна.

Зеркалом души является голос. Сейчас у меня уже достаточно опыта, чтобы бесстыдно погрузиться в речевую зону собеседника и легко понять, в каком он настроении и что представляет в целом его психика. Интроверт он или экстраверт? Живет в быстром темпе или не спеша? Эмоционален или рационален?

Достаточно вспомнить ситуацию, когда мы начинам нервничать. Голос сразу ползет вверх и появляются предательские высокие нотки, которыми невозможно управлять; голос срывается, становится зажатым и попискивает где-то наверху.

Совершенно другой голос у нас, например, после того, как мы слегка выпили или расслаблены – после оргазма, сауны или сеанса массажа. Ведь именно голос является отражением психоэмоционального состояния человека.

Когда мы хотим улучшить наше состояние, то идем к психологу, работаем с мышлением, с телом – и получаем желанный эффект. Такой же эффект можно получить и от работы с голосом. Снять блоки и «избавиться от тараканов» можно, применяя определенные вокальные практики. В результате мы получаем свободный, мягкий и открыто звучащий голос – и отдохнувшее тело.

Такого эффекта мы достигаем в течение 10-часового курса занятий. Я помогаю людям узнать, как устроен речевой аппарат, как можно им управлять, где у человека находятся основные зоны зажимов, как их расслабить и как позволить голосу звучать открыто и красиво. Раскрывая свой естественный голос, мы позволяем проявляться своей естественной природе.

Люди, которые проходят такую подготовку, познают себя и учатся контролировать свой вокальный имидж. Они могут гораздо легче считывать информацию с голосов других людей: например, можно научиться понимать, когда человек волнуется, когда он не в теме или плохо подготовлен на бизнес-переговорах.

Вокальный имидж помогает и в сфере межличностных отношений. Некоторые женщины потом пишут мне, что благодаря занятиям они поправили свою личную жизнь. Все-таки у нас такая культура, в которой «жанчына-цягнічок» тащит на себе все домашние обязанности. Поэтому и голоса у беларусок часто железные, строгие, лишенные женственности и мягкости. А когда показываешь женщине, как на самом деле она может звучать и сколько в ней женственности, мягкости, глубины, то меняется и ее самоощущение.

­– Как бы вы охарактеризовали беларусский язык? И что, в нашей специфической языковой ситуации, теряют беларусы, которые не говорят на «мове»? Можно ли эти потери как-либо компенсировать?

Если бы я смотрела на фонетику беларусского языка исключительно как дизайнер по голосу, я бы сказала, что это язык со слегка замедленным характером, очень чувственный, меланхоличный и интровертный.

Мелодика беларусского языка – практически всегда на одном тоне. Часто даже мелодическую точку невозможно поставить. Всё – как «прамова ксяндза». Так меланхолично обычно звучат интроверты.

Еще один нюанс нашего звучания – это чрезмерная мягкость, открытость и пропевание гласных. Люди, которые живут с чувством, с активным сердечным центром, как бы пропевают гласные, а вот рационалисты обычно скорее выстреливают согласными.

Эти характеристики остаются с беларусам, даже когда они говорят по-русски. Именно поэтому русское ухо всегда четко слышит, когда говорит беларус, как бы мы ни старалась избавится от «цэкання» и «дзекання».

Что мы теряем, не говоря по-беларусски? Свой внутренний дзен. Ведь наша «мове» – такая «смачная ў роце», звуки будто сами нежно кладутся на язык, и ты будто поешь, а не просто разговариваешь.

По-русски тоже так можно разговаривать, плавно и тягуче, но при этом появляется какая-то дикторская краска, как будто ты притворяешься. Беларусский язык помогает замедляться, успокаиваться по жизни.

– Как бы вы себя описали себя саму? Певица? Популяризатор беларусской национальной культуры?

– Некоторые мои знакомые называют меня ведьмой, «вядзьмаркай». Но это всё магия этнической музыки и любви к тому, что я делаю. Ведь музыку я люблю больше всего на свете. Из-за этого страдает моя семья, но как есть – так есть.

Вообще, вопрос «Кто ты такая?» часто ставит меня в тупик, ведь в ответе приходится много чего перечислять: я помогаю людям в вокальном имидже, озвучиваю фильмы, занимаюсь исследованием архаичной культуры; я и певица, и переводчик. Выбрать что-то одно тяжело. Поэтому я предпочитаю называть себя «культурным агентом», ведь любое направление моей деятельности сводится к тому, что я занимаюсь культурой. Культурой человеческого голоса, традиционной беларусской культурой. В своей работе я, прежде всего, создаю культурный продукт.

Комментировать