Арт

«В Беларуси нет шоу-бизнеса – есть только братство и кумовство»

3475 Ольга Бубич

Илья Черепко-Самохвалов. Фото: Ольга Бубич

 

Фронтмен «Петли Пристрастия» Илья Черепко-Самохвалов рассказал «Журналу» о философии жизни в Беларуси, кумовстве на музыкальном рынке и песнях, которые приходят из снов.

«Петля Пристрастия» – банда во главе с вокалистом, музыкантом, поэтом и актером Ильей Черепко-Самохваловым, которую уже давно не упоминают без связки со словом «самый». «Самая убедительная русскоязычная рок-группа» по версии «Медузы», самый яркий инди-проект постсоветского пространства, лучшие по версии российского журнала «Афиша» и беларусских Experty.by. На слэмы, грамоты и признание от Минска до Красноярска виновник успеха реагирует спокойно – с ноткой то ли дзен-буддизма, то ли экзистенциализма, отшучиваясь от славы ответами в стиле «так получилось».

– Первый альбом «Петли Пристрастия» назывался «Всем доволен» (2009) и представлял довольно мрачный взгляд на окружающую действительность. А чем довольны или недовольны вы сегодня, восемь лет спустя?

– Да примерно теми же самыми вещами! И в первую очередь, я недоволен тем, что я доволен и недоволен теми же вещами, что и восемь лет назад. Мне не нравится, что ситуация, во всяком случае в Беларуси, не меняется. И ощущение такое, будто ты и не живешь.

Хотя нет, это несколько усугубленный взгляд – все не совсем так. Есть и позитивные сдвиги: на уровне городского сознания, на уровне молодого поколения. В Беларуси все странно устроено: людям почему-то кажется, что все хорошее осталось в прошлом, и поэтому они пытаются строить жизнь по старым лекалам и держать общество в узде. Хотя ситуация давным-давно уже другая, человечество изменилось, жизнь не стоит на месте, а движется вперед. Хорошо это или плохо – другой вопрос.

Тенденций много, однако люди продолжают вести себя так, как будто бы есть какие-то «вечные», неизменные ценности. Они-то, может быть, и есть, вот только отношение к ним порой другое. Что-то пересматривается, к чему-то нужен уже другой подход.

– Ценности вроде?

– Ценность человеческой жизни, торжество разума над глупостью, любовь…

– Облака?

– Облака – само собой! И, к счастью, облака совсем не зависят от человека, если только он не затеет ядерную войну и они не превратятся в одну сплошную стену над головой… Хотя и такие «облака» тоже будут частью окружающего мира, даже когда человечество умрет, вселенная никуда не денется и процессы, которые в ней происходят, все равно будут продолжаться.

– Вы сами в этих ценностях какие-то силы для себя находите? Есть что-то, чем сегодня беларусы все же могут быть довольны?

– Лично я проживаю не самую скучную жизнь на земле. В ней много всякого: боли, насилия, радости, любви, психических расстройств, профессиональных успехов и неуспехов, в конце концов – работы, которая мне нравится. Почему не быть довольным?

Я часто привожу в пример интервью с Ником Кейвом, когда он примерно на такой же вопрос: «Почему ты так мрачно смотришь на жизнь?», – ответил очень просто (и я под эти подписываюсь!): «Мне просто нравится писать грустные песни!»

И мне тоже нравится, грусть – одно из самых удивительных и благородных человеческих ощущений. Испытывать грусть – честно по отношению к самому себе и к миру, в котором ты живешь.

– Слушая ваши песни, можно прийти к выводу, что вам в реальности не очень комфортно, а в текстах вы пытаетесь построить какой-то отдельный личный мир, со своими правилами.

– Когда ты сам по себе, по психической конституции, интроверт, с этим нужно научиться жить. Интроверт – ведь не обязательно человек, который спрятался в свою внутреннюю будку и ничего не видит и не слышит. Интроверты время от времени могут вполне казаться экстравертами, у них это такой защитный механизм.

«Журнал» также рекомендует:

 

– А герой ваших песен – это «анти-вы» или «вы-зеркальный»?

– Это преувеличенный я.

– Смелый и обнаглевший?

– Нет, скорее увиденный через увеличительное стекло. Беларусы сами по себе ­– народ замкнутый. И я пытаюсь всё это выволочь наружу. Не для того, чтобы кому-то насолить и не от обиды на жизнь, не от желания перекинуть с больной головы на здоровую. Я хочу насколько это возможно честно поделиться своими ощущениями. И, кажется, у меня получается. Если бы это был бред зациклившегося на себе человека, то вряд ли он находил бы отзыв у людей.

Я больше всего ценю моменты, когда ко мне подходят люди, например, в Петропавловске-Камчатском, и говорят: «Ваша музыка помогла зиму пережить!» Всё! Отлично! И я искренне надеюсь, что я никого не провоцирую на суицидальные мысли, отчаяние ведь – это тоже энергия. И она позитивная.

Илья Черепко-Самохвалов. Фото: Ольга Бубич

 

– Продолжая тему признания. На Experty.by ваш альбом «Мода и облака» получил в этом году четыре награды (лучший альбом, лучший рок-альбом, приз штатных экспертов, приз большого жюри). А что вас как исполнителя самая значимая награда? Признание таких вот простых людей из Петропавловска-Камчатского? Или есть более амбициозные планы? Боб Дилан вот Нобеля получил…

– Ну, я же не Боб Дилан! А ко всякого рода наградам у меня очень спокойное отношение. Конечно, это приятно, но если бы мне эти награды не выдали, ничего бы не произошло. Мы бы махнули рукой и сказали бы: «Ай, ничего вы не понимаете!» – и спокойно пошли бы дальше. Грамота – не олимпийская медаль. Это просто признание на каком-то этапе того, что твоя работа не была проделана впустую и была донесена должным образом до публики. Чем не причина для удовлетворения?

– А помните в своей карьере решающий момент, когда вы вдруг поняли: «Ох, черт, кажется это все не просто так. Случилась всенародная любовь!»

– Об этом сложно говорить… Когда ты играешь в одно время с тем же Ником Кейвом или с группой «А Place to Bury Strangers», то понимаешь, что это очень, выражаясь современным языком, прикольно. От осознания того, что ты много работал и оказался на сцене рядом с людьми, с которыми большое количество исполнителей и не мечтало бы рядом постоять! Вот эта составляющая такого рода деятельности, определенно, приятна.

– Вы крутой текстовик, и это признал даже Артемий Троицкий, когда в 2009 и 2011 году вас отмечали в шорт-листе лучших, по мнению жюри премии «Степной волк», авторов лирики за творчество «Петли Пристрастия» и «Кассиопеи». Откуда берутся сюжеты? Как рождаются постмодернистские стихи?

– А я тексты не пишу. Они у меня рождаются вместе с музыкой, причем чаще всего первой получается именно она, а тексты – уже вторичная задача. Музыка идет, я придумываю практически всю канву целиком, а потом долго-долго выжидаю, когда появится текст, который будет ей соответствовать. Это как охота – нудное и долгое сидение в кустах в ожидании появления дичи!

– А пример мучительной, а затем ставшей прекрасной и душевной песни есть? Когда ждали-ждали, а потом – бац!

– У меня «бац» происходит поступательно, на нескольких этапах. Так, чтобы текст вдруг появлялся как до конца организованная конструкция, у меня не бывает. Сначала из потока вылавливается какая-то фраза, которая может оказаться ключевой: например, припевом, рефреном или началом песни. Такой, по большому счету, конструктор.

– А эти фразы чаще из реальности «приходят», типа из случайных фраз в трамвае, или все же из нереальности, подсознания, снов?

– Бывало, что и из нереальности. Даже часто! Например, музыкальную фразу из песни «Карма велогонщика» я услышал и запомнил из одного сна, где я летел на воздушном шаре над какой-то русью православной: купола подо мной блестят и хор белобрысых мальчиков в косоворотках поет прямо с небес. Текст, правда, у них был другой, но саму музыкальную фразу я выдернул именно оттуда – сейчас она в песне.

– Что насчет заглавной песни нового альбома «Мода и облака»? Вы лежали где-то, уставившись на небо?

–  Ну нет – для того, чтобы писать об облаках не обязательно валяться. К тому же эта мысль, в несколько, конечно, ином виде, была уже заявлена человечеству в «Войне и мире»!

– Ах вот оно что! Снова православная Русь!

– Не надо! Отличное произведение! Намного позже написания песни я вспомнил, как учил в школе кусок текста про князя Андрея, лежащего на поле брани и глядящего в небо.

– А из беларусских реалий что может вдохновлять или «вдохновлять критиковать»?

– У разных людей радар по-разному настроен.

– А ваш радар на что настроен?

– На разные вещи. Тот, что помогает писать песни, – на осознание человеческой жизни в самом глубинном ее проявлении как чего-то достаточно грустного.

– Получается, что вам локальный культурный и социальный контекст менее интересен. То если, если бы вы, скажем, на Северном полюсе жили, ваши песни были бы такими же?

– Думаю да, тем более что поэтов-песенников, которые созвучно со мной могут написать о том, насколько им грустно, отвратительно или радостно, – много. Ведь люди даже в самых процветающих странах писали пронзительно грустные песни, а некоторые даже так и с собой покончили. Хотя, казалось бы, чего тебе? Ты ж живешь в стране с первой экономикой мира – ты чего с собой делаешь? Живи и радуйся!

«Журнал» также рекомендует:

 

– Тексты для «Кассиопеи», как вы рассказывали в одном интервью, пишутся по-другому, не так ли? У вас там творческий тандем с финскими, африканскими и детскими поэтами, чьи стихи «зачастую выступают в качестве трамплина для головокружительного полета мысли».

– Да, в «Кассиопее» технология сочинения текстов другая. Когда своя голова уже ничего не рождает, мы с Сашей Либерзоном берем книжку, тычем в нее пальцем и выдергиваем что-нибудь из контекста, на основе чего, в четыре полушария, творим сами.

– Но при этом получается нечто, что отзывается и беларусам!

– Ну и что? Беларусы хуже финнов, что ли? Тут удивительного ничего нет, ведь мы не заимствуем текст целиком. И даже если мы берем 60% от оригинального текста, то все равно безбожно и сознательно его переворачиваем ­– так, чтобы он превратился в тот контекст, который близок людям здесь. Выдираются метафоры, рефрен – постмодернизм, что сделаешь?

– То есть ваши слушатели – люди, которым близок постмодернизм и эскапизм?

– Конечно, само собой. Пост-пост-пост-уже-мордернисты…

– Мордернисты?

– Абсолютно верно, от слова «морда».

«Петля Пристрастия» на концерте в Минске, 2017 год. Фото: Андрей Александров

 

– Чем, на ваш взгляд, можно объяснить всплеск креатива беларусской музыки в конце 2000-х? Почему «Петлю Пристрастия» и «Кассиопею» так сильно полюбила «Афиша»?

– Объяснение у меня есть. Это Саша Богданов, который для нас сделал очень много как промоутер, однажды просто устроив акт интервенции в Россию. Он собрал некую плеяду деятелей и пару раз свозил в Москву в рамках чего-то вроде «беларусского шоу-кейса на выезде». Так все и заработало.

Сначала нас воспринимали с подозрением, ощущался некоторый момент знакомства. Но с тех пор мы обросли каким-то количеством людей, которые практически постоянно с нами на концертах. Появляются, конечно, и новые слушатели, они моложе и по-другому реагируют на вещи, в большей степени готовы отрываться, на головах ходить.

По нынешним меркам, мы достаточно старая группа…

– Ну, «Мумий троллю» – уже 30, так что не такая уж и старая!

– Но они же еще «оттуда»! Мне кажется, что нужно проводить барьер, разделять периоды в жизни «до» и «после» Интернета. В 1990-е люди записывали CD, и были группы, которые могли продать по 20 миллионов копий своей музыки. С Интернетом все изменилось. Объем музыкального предложения увеличился, по сравнению даже с 1990-ми, может быть раз в сто.

Сегодня кто угодно может написать что угодно и закинуть в сеть. И в этом коме информации сложно что-то выискивать, поэтому идет жесткая борьба всех со всем. Выживает тот, у кого промоутер, или тот, кто изначально был настроен ни в коем случае не бросать.

На протяжении почти десяти лет активного существования «Петли» буквально на наших глазах вспыхивали и так же быстро угасали очень хорошие группы, разбиваясь о стену собственных ожиданий. Они летели быстро, как локомотив, им казалось, что их ничто не в силах остановить, а потом на полном ходу вдруг врезались во что-то такое, что, в результате столкновения превращалось в прокрастинацию.

Когда заканчивается угар, начинается то, с чем ты должен справляться. На адреналине можно записать очень хорошую вещь, которая выстрелит, а вот дальше? А дальше – нужно работать.

– И вот эта работа заключается в том, чтобы а) понимать, что происходит в музыке, б) понимать, что близко тебе…

– …бороться с тем, что ты становишься старше, с тем, что лучше ты, точно, не становишься и это нужно принять, пытаться четко реагировать на происходящее. В общем-то, это труд, и этим нужно заниматься.

Еще одна проблема – отсутствие в стране шоу-бизнеса как такового. В Беларуси он существует на каких-то корпоративных принципах.

– Дружба, личные контакты?

– Да, и дружба, и личные контакты, и люди с деньгами – их не так много, это замкнутое сообщество, где будет делаться все, чтобы никто лишний туда не попал. Зачем конкуренты? «Свои люди» оккупировали самые важные информационные порталы и площадки, кругом кумовство и братство. Всё как положено.

Есть, конечно, другой путь – Интернет, когда ты вдруг неожиданно для себя делаешь что-то такое, отчего все обалдевают, но на этом заработать сложно, как, собственно, и на всем сегодня. Музыка сейчас – не средство заработка. Есть примеры групп, которые больше ничем не занимаются или занимаются помимо музыки исключительно тем, чем хотят. Но их очень мало.

– «Восьмидесятые, пропущенные через девяностые, забродившие в нулевых, — таков наш примерный стиль. Пока что», – говорили вы четыре года назад. В новом альбоме что-то изменилось или вы все еще «бродите нулевыми»?

– Во-первых, это самый наш поп-альбом! В нем есть какое-то количество песен, стилистически уже не очень укладывающихся в рамки пост-панка: достаточно оптимистичных с базисом мажорного настроя и бодрым взглядом на вещи.

Попсовым альбом получился сам по себе, мы просто поняли, что собрались вещи, звучащие определенным образом, поэтому логично было дорабатывать их именно в этом ключе. Нет смысла менять то, что практически уже готово. Все просто.

«Мода и облака» – пожалуй, самый добротно сделанный наш альбом в смысле звука. Правда есть проблема, как сделать его еще получше, избавиться от изъянов. Понимаете, ведь у каждой группы есть свои демоны, свои противоречия и недоработки, особенно когда движешься этим путем, не будучи выпускником музыкального заведения. Хочется сделать песню так, чтобы она была не просто хорошей, но классной.

Все музыканты – живые люди, у каждого – свои страхи, свои штампы, которыми легче пользоваться, чем попытаться окунать себя в зону дискомфорта. Через все это нужно проходить, а это непросто – мы же не молодеем.

По определению, как человеческая личность, каждый из нас ежедневно сталкивается с различными проблемами, связанными с возрастом, с окружением, плюс еще такая сюрреалистическая ситуация, сложившаяся на пост-советском пространстве. Неясная совершенно и непонятная.

Грустно, что мы никуда не движемся. Более того, есть ощущение, что мы становимся с каждым годом все больше папуасами по отношению к тому, что происходит – и происходит совсем рядом. Правда, по поводу восточного соседа…  У нас в каком-то смысле все гораздо лучше.

– Потому что более предсказуемо?

– Не только. Более упорядочено. Ну, или просто я привык. В России в некоторых городах… ну это просто трындец.

Как-то мой друг говорит: «Обрати внимание, что, когда мы были маленькие, еще в Советском Союзе, мы ж все там родились, граждане СССР были друг на друга похожи, мотивации все были друг другу понятны. Теперь же я понимаю, что беларусы, прибалты, даже русскоязычные, украинцы, русские – это разные народы. Разные люди, и их бытие уже по-разному определяет сознание».

И поэтому к этим вещам кое-кому нужно внимательнее относится, и оставить, блядь, соседей в покое.

Как бы там ни было, я хотел бы видеть Беларусь частью европейской цивилизации. Не отчасти, а как можно в большей степени. Да и Россию я также хотел бы видеть. Пусть бы они хотя бы в своей европейской части были европейцами, а дальше уже разберемся.

– И все же вы оптимист!

– Мне кажется, что беларусы очень бы хорошо вписались как провинциальное европейское государство в Европу. Потому что исполнительные, порядок любящие.

– Короче, идем в Европу?

– Ну, пока не пускают. Тут бы «этих» пережить, посмотреть хоть, что дальше будет! Просто любопытно!

«Журнал» также рекомендует:

 

Комментировать