Жизнь

Трудолюбие и безответственность. Что беларусы считают главными ценностями

2557 Ольга Бубич

Дарья Урбан. Фото: Татьяна Капитонова

 

Беларусы боятся перемен и риска, с подозрением относятся к окружающим, уповают на государство и не связывают работу с призванием. «Журнал» поговорил с социологом Дарьей Урбан о результатах масштабного исследования «Ценности населения Беларуси».

– Первый факт, который меня удивил: беларусы работают из-за материальной необходимости, чтобы содержать семью и… просто «потому что все должны работать». Лишь 2,5% наших сограждан связывают работу с призванием. Подобное отношение к профессиональной деятельности вряд ли выведет наше общество на позиции процветающего.

– Да, исследование показало, что денежная мотивация у беларусов занимает лидирующие позиции. Но более глубокое понимание причин нам дает новое исследование социальной политики, которым центр занимается сейчас. Когда респонденты из самых разных групп населения начинают делится с социологами своими проблемами, то среди них финансовые трудности звучат достаточно часто. «Моя специальность – экономист, и она не востребована», – говорят респонденты. Или: «Я не могу найти себе высокооплачиваемую работу, специалисты с моим профилем зарабатывают мало».

Многие люди находятся на грани выживания, и зарабатывают они так мало, что им на самом деле приходится постоянно «крутиться», чтобы обеспечить себя и семью. Отсюда и такая мотивация. Беларусам пока не до призвания.

По сути, это пирамида Маслоу – пока людям важнее покушать, чем все остальное. А заняться, например, фрилансом и что-то попробовать поменять, беларусы не готовы: во-первых, у них есть семьи и обязательства перед ними, во-вторых – страхи. Наше общество в этом плане – не мобильное, нам сложно поменять работу, сказать себе: «Нет, я занимаюсь чем-то не тем. Пойду попробую что-то другое!»

– Тише едешь – дальше будешь?

– Именно! И во многом на такое отношение влияет советское наследие. Ожидается, что у человека будет специальность, а потом стабильная работа: в идеале, на том же месте, с той же зарплатой. А насколько осознанным может быть выбор, сделанный в 17 лет, никто не думает. Твои проблемы. Свое призвание в таком возрасте действительно вряд ли многие способны определить.

– Раньше часто говорили о существовании на территории Беларуси двух «параллельных» миров: города и деревни. Настолько такое разделение актуально сегодня в плане ценностей, которых придерживаются беларусы?

– Разница есть, но она не такие драматичная, как раньше. В некоторых тематических блоках (семья, здоровье, моральные ценности) ее нет совсем. Например, как горожане, так и жители села имеют одинаково высокий уровень ожиданий от государства. Отличия есть в достаточно очевидных моментах – город более рыночно-ориентированный. У горожан более широкие в этом плане горизонты: в отличие от деревенских жителей, они видят и знают, что такое частный бизнес.

Практически нет никакой разницы между разными регионами. Исключение – Гродно. Его жители дали уникальные ответы на вопрос: «Какие качества важны, чтобы стать богатым в Беларуси?» И если во всех других частях страны люди назвали, в основном, трудолюбие и ум, то в Гродно на первые позиции вышли везение и нужные связи – классический образ контрабандиста.

Приграничная зона – люди там так живут. Хотя наличие нужных связей как средство получения богатства – самый популярный параметр по всей стране. Связи оцениваются беларусами как более важный фактор, чем, например, образование.

При сравнении города и села стоит учитывать еще один параметр: возраст. Среди представителей старшего поколения, вне зависимости от места их проживания, разницы почти нет. Более заметно ощущается разница в ценностях молодых горожан и молодых сельских жителей. И самая большая разница – у среднего поколения. То есть ценности людей, которые переехали в город или провели там всю жизнь, очень сильно отличаются от ценностей тех, кто родился и живет в деревне.

Кстати, высокие ожидания от государства со стороны абсолютно всех категорий населения – один из результатов исследования, которые поразили лично меня. Например, человек хочет поставить у себя во дворе красивую скамейку. По идее, это должно быть очень просто: приходишь в свой ЖЭС, получаешь разрешение и ставишь скамейку. А что происходит в реальности? Десять кругов ада. И заметьте, это очень локальный уровень. Представьте, через что нужно пройти, если вы собираетесь, скажем, основать благотворительный фонд или марафон. Сейчас, кстати, это еще и платно.

Поэтому, видя, сколько усилий нужно приложить, люди говорят: «Окей, тогда, дорогое государство, делай это само». Именно так я бы объяснила высокий уровень ожиданий. Конечно, в основной массе люди даже не пытаются ничего сделать, но они видят или имеют опыт общения с теми, у кого ничего не получилось. И, постепенно убеждаясь, что в этой стране никто не может ничего сделать, человек перекладывает всю ответственность на государство: и за образование, за свое место работы, и за охрану здоровья. Мы всё хотим. Всё нам дайте!

Но когда социолог задает вопрос: «А что государство действительно делает?» – респонденты отвечают: «Ну…, далеко не всё!» Хотя, если задуматься, оно и стипендию выдает, и места работы предоставляет.

– То есть люди неадекватно оценивают объем заботы государства?

– Скорее люди ожидают от государства одного, а оно дает им нечто другое. Например, людям нужны школы, детские сады и больницы, а государство дает им очередной ледовый дворец. Будет ли человек этим доволен? Нет. Государство не только не отвечает моим ожиданиям, оно не удовлетворяет даже мои потребности! Десяти первым классам на параллели нужна школа, а не каток, суд или новый мост над Свислочью.

– Но как же при этом 85% испытывают гордость за Беларусь и готовы ее защищать?

– Я бы объяснила это нашим специфическим «культурным кодом», нашей «национальной идеей». Беларус думает: «Я буду любить свою страну, какой бы она не была. Я готов даже за нее сражаться, хотя государство не справляется».

У людей вообще разные представления о том, о чем их спрашивают. Открытый вопрос об ассоциациях на то или иное слово позволил нам понять, что именно и как представляют себе респонденты, когда, например, слышат слово «Беларусь». Для людей это – родина, дом, природа, озера. И гордятся они, в основном, именно этим. А дом с чем ассоциируется? С семьей. В таком ракурсе гордость вполне естественна и понятна. Государство тут не при чем.

Еще одно выявленное противоречие – это отношение беларусов к беларусскому языку. 86% считают его важнейшей частью культуры и соглашаются с тем, что его надо сохранить, но только 66% хотят, чтобы на нем говорили их дети. Очередной пример перекладывания ответственности.

– Пусть на самом деле сохраняет и говорит «кто-то еще», но не мы сами?

– Мне кажется, это еще один компонент национальной беларусской идеи: «Есть вещи, которые должны происходить, но меня лично они не касаются». Такое же мнение у беларусов о гомосексуализме: «Я не против, но меня пусть это все не касается». Респонденты говорят: «Я поддерживаю беларусский язык. Хочу, чтобы он существовал и дальше, но я сам не готов вкладывать в это время и силы».

– То есть государство должно поставить мне скамейку во дворе и беларусский язык сохранить…

– …но не я! Этот подход прослеживается в ответах на многие вопросы исследования. Никто не хочет начинать с себя. «Если все начнут – может быть, и я подтянусь», – думает беларус.

– Это хорошо коррелирует и с ожиданиями беларусов в области работы: лишь 16% ценят рост и развитие в профессии, а топ-менеджерами себя не видят 64%. Мне кажется странным устраиваться на работу, в которой ты не планируешь карьерного роста.

– Это распределение – даже не специфически беларусское, а просто «человеческое». Есть определенное количество людей, которые не хотят брать ответственность или принимать большие решения. Просто карьера – не в топе их ценностей. Скажем, им важнее семья.

– Или материальное благополучие, как мы уже говорили. Стабильная, хоть и небольшая, зарплата, без карьерного роста.

– Многие выбирают стабильность. В Беларуси мало кто голосует за риск. Наша культура его не предполагает. А позиция топ-менеджера – это и ответственность, и риск. Далеко не все готовы на это. Да и зачем? Это нормальная ситуация. Вот если бы все хотели быть топ-менеджерами, эта была бы клиника. Или Япония.

– Низкая мотивация к попаданию на руководящие должности может быть связана и с высоким уровнем недоверия в нашем обществе. 52% беларусов, согласно вашему исследованию, характеризует высокий уровень недоверия другим людям.

– Уровень доверия – ключевой показатель развития страны. Чем выше доверие в стране друг к другу, тем выше темпы роста ВВП. Чем меньше разница между богатыми и бедными в обществе, тем благополучнее оно и стабильнее.

В Беларуси уровень доверия не просто низкий – он очень низкий. Доверяют другим людям у нас 14% населения – и это, в основном, пенсионеры в деревне. То есть это социальная группа, которая фактически уже выпала из трудовых отношений. Беларусы доверяют соседям (это как раз случай пенсионеров в деревне), своей семье и друзьям, а вот незнакомцам – ни за что! Людям другой национальности, религии или культуры – боже упаси! Они – хуже, чем первые встречные!

– А есть ли какие-то методы повышения доверия?

– Мой любимый пример – про одного еврейского парня, который 40 лет водил ребят по пустыне, чтобы они поменяли свою ценностную систему. Уровень доверия – абсолютно воспитываемая штука, и формируется он с очень ранних лет. Сначала в семье, затем в школе и институте. Человек видит жизнь, понимает, что люди вокруг – либо одного типа, либо другого. В случае Беларуси (пока еще) мы наблюдаем «наследие 1990-х».

Ключ к любым изменениям – это образование. Доверию может учить групповая работа. В Беларуси все очень любят говорить: «мы – коллективисты». Социология показывает: ничего подобного! В США гораздо более «коллективные» люди, чем у нас, потому что они понимают, что объединиться в группу и работать в ней – эффективнее, чем поодиночке.

У нас же, даже при условии формальной групповой работы, постоянно идут подковерные шуршания, попытки кого-то подвинуть, опасения, что подвинут тебя… И боязнь, что кто-то что-то делает «не просто так», присутствует у беларуса всегда. А в школе в групповом формате не работают – там вообще не работают, если задуматься. Там знания «вкладывают».

– Вспомним еще, что 82% беларусов считают, что главным качеством, необходимым в воспитании детей, является трудолюбие. Не самовыражение и независимость – они важны лишь для 25% и 38% респондентов соответственно. Собственно, наша школа родительскому запросу отвечает: дети регулярно трудятся на субботниках.

– Это второй момент в результатах исследования, который меня очень удивил. И это тоже связано с безопасностью. Человек ощущает нестабильность – у него семья, ребенок, зарплата, которой едва хватает, и страх не найти новую работу, если он вдруг вылетит с этой. Вот и думает беларус: «Я опасаюсь, что мои дети тоже однажды могут оказаться в такой же ситуации, но не понимаю: чтобы этого не произошло, я должен воспитывать в них независимость, самостоятельность, воображение и готовность рисковать. В моей системе ценностей на первом месте трудолюбие: если ты готов и можешь «впахивать» много и долго, то ты не пропадешь».

Стабильность, спокойствие и низкие риски – это всё про нас.

Та же самая картина в ответе на вопрос о медицинском обслуживании: большинство считает, что пусть лучше у нас будет бесплатное обслуживание среднего уровня, чем хорошее, но платное. Хотя здесь есть и психологический момент: чем старше мы становимся, тем меньше мы готовы к изменениям.

Психологи и социологи все время говорят про поколения X, Y и Z – последних (рожденных после 2000-х) часто описывают как демотивированных и безответственных. Но если мы посмотрим на их ответы, то увидим: в Беларуси они гораздо больше хотят и готовы брать на себя ответственность, заниматься активной творческой работой.

Говоря о молодежи, сейчас мы наблюдаем следующую картину. Где-то прорвало «трубу информации», и на нас буквально со всех интернет-ресурсов валится шквал информации про феминизм, гомосексуализм, мультикультурализм, про то, что «быть другим» – это нормально.

– Но принять это беларусы пока не готовы? Говоря о моральных установках, 73% осуждают проституцию, гомосексуализм и расизм. Мне вообще не очень понятно, что гомосексуализм делает в одной строке с расизмом.

– Туда его поместили сами респонденты. Но принятие, несмотря на такие высокие показатели осуждения, все же постепенно происходит. 73% – интегрированный показатель, он включает и людей с установками «да, я осуждаю», и тех, кто ответил «скорее да, чем нет».

Конечно, было бы неплохо, чтобы помимо медиа над снижением уровня ксенофобии работали бы и школы. Снова – к вопросу о групповом формате взаимодействия. Имея непосредственный контакт с «другим», видя разнообразие, человек перестанет бояться и осуждать незнакомое. Школа сегодня не просто нуждается в реформировании – у нас там полыхающий пожар. Предпринимать конкретные шаги в этой области – первоочередная задача.

Недавно мы исследовали состояние школьного образования в Беларуси, и ответы по одному из вопросов очень четко выявили его болевые точки. Нашим респондентам, студентам 1-3 курсов и молодым людям соответствующего возраста, не являющимся студентами, было предложено ответить на вопрос: «Какие предметы вам пригодились в жизни после окончания школы?» 50% сказали, что им пригодился русский, 16% – беларусский, 7% – математика, и все остальные предметы получили меньше 4%. То есть выпускники школ не понимают, зачем годами они изучали биологию, химию, физику, историю. Эти данные говорят о чрезвычайно низкой ценности образования у населения. Беларусы считают школу бессмысленной.

И, кстати, про два параллельных мира Беларуси. Думаю, сегодня это действительно не про город и село. Два мира существуют прямо здесь, в Минске. Один мир – люди, которые поняли, что в образовании, медицине и других областях есть проблемы, и начали предпринимать усилия по самостоятельному изменению ситуации: открывать частные школы, читать лекции, создавать журналы. Они не могут получить это от государства, поэтому стали делать все сами.

Второй мир – люди, которые предпочитают не видеть проблем, или те, кто их видят, но ничего не хотят или не могут с этим делать. Порой из-за нехватки ресурсов. Было бы идеально, если бы люди из первого мира, например, открывшие частные школы, начали обращать внимание на «второй мир». Почему бы, скажем, не выделить на учебу в их школах стипендии для детей из малоимущих семей?

– Дарья, а в чем, на ваш взгляд, главная польза, практическое применение результатов исследования ценностей?  

– Социологи – это люди, которые измеряют «среднюю температуру по больнице». Мы рисуем некую усредненную картину: вот так выглядит наше общество. Исследования выявляют болевые точки, показывают «где болит». Социология – это врач, ставящий диагноз. Пациент говорит: «У меня болит колено», врач делает рентген и объясняет причину боли. Дальше – работа не столько социолога, сколько людей, которые занимаются городской средой, культурой, образованием. Они могут использовать наши выводы, чтобы менять общество. Проведение исследования – не самоцель.

В идеале, хотелось бы, чтобы «первый мир» – прекрасные новые образовательные курсы, интересные места, качественные выставки – начал постепенно набирать критическую массу. Если он эту массу наберет, произойдет то, что всегда происходит в таких случаях, – цепная реакция.

Читайте дальше:

«Аморфность, цинизм и апатия в беларусах временами превращается в нетерпимость»

Минимум политики, денег и влияния. Как живет гражданское общество Беларуси

Пассивные, не верят в бога, верят в депутатов. Три исследования о беларусской молодежи

Комментировать