Арт

Сжечь во время прочтения. «Классический» роман от Сорокина

616 Екатерина Рускевич

Новый роман Владимира Сорокина «Манарага» может показаться простым. Однако ощущение это обманчиво. В романе нет прежней привычной физиологичности или вывернутой фантасмагорической реальности. То есть, конечно, есть, но выглядит все достаточно естественно, последовательно и исторически предсказуемо, и недалекое будущее работает отличным фоном для сюжета и героя.

В отличие от прежних текстов Сорокина, морализирующий вектор вместо социальных и политических переменных направлен в другую сторону – в сторону литературы и общих смыслов. Сорокин написал наконец «классический» линейный роман с поставленными «культурными задачами», добавив фирменного юмора и футорологической иронии.

За последние произведения мы привыкли к Сорокину, исполняющему роль некоего пророка. Роль эта исполнялась им тщательно и осознанно. Хотя речь, понятное дело, шла не о том, что нас ожидает, а о том, что происходит здесь и сейчас.

В литературе антиутопий существует универсальное правило: если хочешь говорить о настоящем – описывай будущее. Главное найти правильные метафоры и форму подачи. С прошлым работать сложнее, исторические события превращаются в постоянную величину, их сложно выстроить в нужном порядке, приходится использовать как канву или создавать из возможных фактов и персон собственную параллельную историю.

В новом романе Сорокин – по-прежнему блестящий стилист, мастерски играющий со словами и литературными жанрами. Стилистически «Манарага» выглядит как пятьдесят первая новелла предыдущего романа «Теллурия», логически оказывается ближе к концу 1990-х и началу 2000-х: роману «Голубое сало» и сборнику рассказов «Пир».

Только если в «Голубом сале» писатель кардинально, в свойственной ему манере, разбирается со столпами русской литературы, и достается там всем и за все, в «Пире» старается решить платоновские задачи универсума души и тела, то в «Манараге» Сорокин берется за книгу как таковую и ее функции. Пытаясь параллельно донести, что такое пища духовная и при чем тут пища для тела.

Действие романа разворачивается в не очень далеком 2037 году, после второй Исламской революции и последовавшей за ней войной. Европа разделена на части, в Берлине и Скандинавских странах все спокойно (видимо, срабатывают личные пристрастия автора), в Трансильвании бурлят бандитские страсти, «постсоветская Россия утонула и растворилась в огромном мире». На службе у человека умные блохи, работающие за мозг, навигатор, поисковик и систему безопасности. Куда же без вездесущего Левши, подковавшего блоху?

Как развлечение и способ связи используются голограммы. Роман прочитывается легко, сюжет последователен, главному герою, по имени Геза Яснодворский, – профессионалу своего дела и «тонкому ценителю литературы», – невольно симпатизируешь.

«Журнал» также рекомендует:

 

Закончилась эпоха станка Гуттенберга, человечество прекратило печатать книги, зато стало их жечь, в прямом смысле этого слова. Нет, книги не сжигают на костре идеологий, все по-сорокински интересней.

После того, как книги стали культурным достоянием и историческим артефактом, возникла странная мода на book’n’grill. Напечатанный текст превратился в криминальное и элитарное топливо для приготовления пищи.

Этим собственно говоря и занимается Геза – готовит, точнее «читает», на книгах. Его специализация – русская литература, клиенты предпочитают в основном прозу. Занятие это сложное, опасное и незаконное.

«Книги, как лошади – дикие и своенравные, если не найти к ним подхода. Я обхожусь без стека и шпор. Ласка, только ласка… Книги для меня не просто дрова, как их называют в нашем поварском подпольном сообществе. Все-таки книга – это целый мир, хоть и ушедший навсегда. В этом смысле я романтик. Я сын гуманитария, внук стоматолога, правнук адвоката, праправнук раввина. И я знаю точно – если ты любишь книгу по-настоящему, она отдаст тебе все свое тепло».

Книга в данном процессе оказывается не просто незаконным топливом, а приготовление пищи на литературном полене – развлечением для прослойки обеспеченных клиентов. Для каждого заказчика подбирается свое произведение и автор. Иногда книгу и автора предлагает повар, иногда выбирает сам заказчик. И книга «отдает тепло», меняя реальность, а может быть, реальность подстраивается под текст.

Именно поэтому набоковская «Лолита» вызывает приступ страсти у пары клиентов, свадьба в Трансильвании происходит под «чтение» детективов и авантюрных романов, чтение «Мастера и Маргариты» – заканчивается битьем повара. И ничего с этим не поделаешь. Каким бы образом культурная пища не употреблялась – вкус и качество топлива, точнее автор и сюжет, имеют значение. Поленом может быть далеко не каждая книга, и так за пределами кухни остается большой пласт новой литературы.

«Журнал» также рекомендует:

 

Сорокин по-прежнему последователен и ироничен в самоцитировании. Только себя прежнего он вставляет в уже чужой литературный текст: это может быть отрывок прозы современного автора или рукопись метафизического норвежского Толстого – одного из заказчиков book’n’grill. Такой же вставкой-цитатой звучит и включение в сюжет романа оперы «Дети Розенталя», либретто к которой написал Сорокин.

Гораздо интересней, чем за авторским повторением себя самого, наблюдать за разбросанными по тексту маркерами времени и культурными типовыми схемами. Например, отец главного героя был известным в Беларуси антропологом, его доклад «О готских корнях беларусов» вызвал ряд вопросов со стороны православного минского КГБ. Мать происходит из интеллигентных крымских татар, сбежавших в Варшаву после оккупации Крыма. Метафизический Толстой с семьей обедает морковными котлетами. Другой заказчик – псевдо-Ницше – таки становится сверхчеловеком в виде зооморфа. Упоминается в тексте открытая в 2016 году экзопланета Proxima b, на которой при определенных условиях возможно образование воды – в романе это имя яхты патриархальной еврейской семьи, плавающей в нейтральных водах Атлантики. Свадебный пир в Трансильвании, на котором «читает» Геза, по размаху и духу напоминает фильмы Кустурицы.

Все действие романа занимает месяц, за это время Геза «читает» шесть раз для разных заказчиков в разных странах, посещает экстренное собрание коллег по цеху, и в результате полученного задания оказывается в конце своей карьеры или начале нового книжного дела. Время book’n’gril подходит к концу, вместо одиночек-поваров, наступает период молекулярной книжной кухни. На смену закрытой книжно-кулинарной гильдии приходит размах и деловой подход.

«Молекулярная» – не означает уникальная. В недрах горы Манарага на приполярном Урале находится машина по производству книг. И любое, прежде единичное, произведение может быть воспроизведено бесчисленное количество раз.

Хочется спросить: а при чем тут заявленные мысли о книге как культурной единице? С одной стороны, метафора общества потребления и поглощения ясна и понятна, книги больше не прочитываются, а поглощаются, превратившись в еще один продукт, пусть и элитарный.

Сорокин пугает, но почему-то не страшно. Так было всегда, читатели, как и авторы случаются разными. С другой стороны, существующая гильдия поваров, выбирающая на чем и кому готовить, выступает как замкнутое сообщество критиков и редакторов, решающая, что читать или печатать, и среди утвержденного списка авторов нет места для современной или постсоветской литературы всяким там «Ванькам» и прочим, на него похожим.

«Ванькя» в данном случае выглядит как прямая аллюзия на роман Прилепина «Санькя». Похоже тут Сорокин не только ироничен по отношению к самому себе, но и самокритичен, судя по самоцитированию. В отрывках из так называемой «новой литературы» лучше всего узнается Сорокин прежнего размашистого стилистического формата. Доставалось от прежнего Сорокина всем – и «нашему рыжему» и Ахматовой, и вряд ли дело в смене литературных формаций.

Может быть, роман сегодня стал слишком универсальным? Литература – понятной и узнаваемой, географически и тематически? Новые произведения появляются и уходят вместе с авторами в читательское небытие. Не зря Геза еще раз делает свой личный кулинарный выбор в пользу уже утверждённых и вписанных в литературных контекст классиков. Современного автора нет, автор умер, зато есть конечный продукт смыслов, идей и настоящего времени. И снова приходится возвращаться к проверенному литературному базису. И уже на нем выстраивать новую культуру питания.

В итоге культурные единичные экземпляры все равно сменит массовое воспроизводство. Еще раз повторяя главный постулат современности: выбора нет¸ наш выбор – это всего лишь иллюзия. Все давно решено за нас.

«Обеспеченная семья идет вечером в ресторан “Дон Кихот”. Другая – в “Улисс”. Третья – в “Процесс”. Вкусный обед из четырех блюд на первоизданиях. Короткое меню. Печь стоит возле стола, полюбуйтесь, дети, как горит великий роман. Дорогой, как это красиво! Тебе нравится, дорогая? Счет, пожалуйста. Все было вкусно? Да, благодарим вас. Приходите к нам еще».

Иллюстрация: Sobaka.ru

Читайте еще по теме:

 

Комментировать