Жизнь

Страх и нетерпимость. Почему беларусы ненавидят Иных?

2951 Янина Мельникова

Фото носит иллюстративный характер

 

Он просит называть себя Егором. Говорит, что будет чувствовать себя неуютно при личной встрече. Говорим по скайпу, без видео, в то время, когда у него дома нет никого из родных. Строго говоря, я знаю, как зовут Егора на самом деле, да и родители Егора уже в курсе его личной жизни, но моему собеседнику «так комфортней». А комфортом в таких сложных разговорах нельзя пренебрегать, подсказывает профессиональная, да и общечеловеческая этика.

Егор – гей. Он узнал об этом, когда ему стукнуло 19 лет. До этого, лет с 14-ти, «были подозрения», но он их отметал:

«В нашей школьной компании всегда было много девчонок. Одной я нравился, даже слишком. И вроде как гормоны бурлят, выхода просят, но вот как-то граница невидимая. Ни запреты или там «без любви никогда», такое в голову 14-летнему парню никогда не придет (смеется – авт.), просто даже представить себе не мог, как это с ней».

В какой-то момент он просто устал от давления друзей с их «ну давай уже, мужик!» и… придумал себе отношения:

«Смешно вспомнить: рассказывал направо и налево, какой я мачо, показывал на первую попавшуюся в городе девчонку и говорил, что «был» с ней. Вранье стало частью моей жизни очень надолго, и я даже сам в него верил».

Все изменилось, когда Егор поступил в университет, оставил старую компанию и на какое-то время остался один. Появлялись новые знакомства, но Егор избегал шумных компаний и все больше времени проводил в библиотеке:

«Я не особо грыз гранит науки. Просто прятался за книгами и думал, что со мной не так. И в итоге понял, что все мои маски, вранье – это просто страх признаться самому себе. Мне просто было страшно».

Страх – это, пожалуй, самое частое слово, которое звучит в нашем разговоре. Страх – от того, что ты «не такой». Страх – от того, что кто-то узнает. Страх – от того, что будет дальше, как отреагируют родители, друзья, однокурсники.

«Понимаете, если ты вписываешься в норму, ты просто живешь, и никому ничего не доказываешь. Родился, растешь, учишься, строишь отношения, на которые никто особенно не заглядывается. Не без сложностей, но как-то вписываешься в жизнь, потому что отвечаешь ее запросам и требованиям к тебе. А тут… У меня было одно слово в голосе «никогда». Ничего никогда хорошо не будет, думал я. И готов был уйти из жизни», – говорит Егор.

Дальше была депрессия, проблемы с первой сессией, серьезные конфликты с родителями. Обо всем этом парень говорит сухо, почти шепотом. Его голос оживает, когда речь заходит о том, кто стал «светом в конце тоннеля»:

«Мы с ним совершенно случайно познакомились. Как-то было совсем хреново, и я пошел в одну малознакомую компанию. И там все сразу закрутилось. В нем не было ничего такого «гейского», стереотипного. Ни ужимок, ни подкатов, как в фильмах. Наоборот, мужественный внешне и какой-то уверенный, сильный внутри. Мы с ним разговорились, не то, чтобы об ориентации, но об особенности. И как-то сразу поняли друг друга. Он мне тогда же, при первом знакомстве сказал: «Надо быть собой, иначе зачем?» И я решил рискнуть. В конце концов, не быть – я всегда успею, правда?»

С этого ночного разговора до начала отношений прошло около двух месяцев:

«Я долго боялся признать, что у нас отношения. Это было как кража чего-то запретного, постыдного. По часу, по поцелую, по прикосновению. Он не торопил, разве что задавал мне вопросы о моих желаниях и страхах. Я понимал, что страх осуждения – моя главная проблема. Но пойти с таким к психологу казалось равным самоубийству. К маме (а тем более отцу) – как вылить на себя ведро кипятка».

Читайте также по теме:

 

Егор говорит, что всегда чувствовал поддержку родных, но «были темы, на которые с ними невозможно было говорить». ЛГБТ – одна из таких, «запретных»:

«Были в детстве такие эпизоды, когда "плачешь, как баба" звучало слишком жестко, или когда отец и мать говорили про кого-то незнакомого, мол, он явный извращенец, таких лечить надо. Я спрашивал, о чем речь, они молчали, и в этом молчании были злость и неодобрение. В юном возрасте очень чутко такое ловишь».

Впрочем, «когда ты – не такой», то подобных «звоночков» вокруг достаточно. Тем более, что примеров нетерпимого отношения к геям в беларусском обществе хватает:

«Я вроде уже вырос, нарастил толстую кожу, родителям во всем признался, а бывает начитаюсь комментариев в интернете – и заснуть не могу. За что таких, как мы, люди ненавидят? Я их даже не знаю. И они меня. Но ненавидят. Хотя… Беларусы даже с инвалидами «смириться» не могут, не то, что с геями. У нас не принимают без дискриминации людей без рук или ног – а здесь "такое"».

«Я ведь даже не прошу, чтобы мне лучшие места в автобусе уступали, или чтобы для меня отдельные бордюры и дорожки делали. Я просто хочу, чтобы меня не подкарауливали в темном переулке, чтобы я мог хотя бы за руку своего парня взять; хочу, чтобы мои родители, которые уже все знают, не надевали на лица каменные маски и не отказывались принимать нас двоих у себя в гостях. Чтобы соседи моего парня не смотрели на меня волками. Я – хороший человек, я – профессионал. Я спасаю людям жизни, работаю в больнице, но если эти люди узнают, что я – гей, не думаю, что моя жизнь останется прежней», – говорит Егор.

Вышел из роли – опасен и виноват

Инициативная группа «Журналисты за толерантность» уже несколько лет проводит мониторинг языка вражды в медиа. В фокусе исследования – нетерпимость к меньшинствам. Пока у инициаторов мониторинга не было повода свернуть свою работу.

«Легко быть толерантным в однородном обществе, где просто не видно групп, выделяющихся из большинства, – говорит координатор группы, журналист Олег Рожков. – Тогда прекрасно работает советская концепция: все одинаковые, все равные, все товарищи. И беларуское общество долгое время было таким, такой же была и информационная среда, где уязвимым группам просто не давали слова. Пока эти группы жили в тени и, по сути, не существовали для большинства, большинство было довольно и гордо называло себя толерантным. Но как только представители этих групп начали заявлять о себе, да еще и говорить вслух о своих отличиях, начались проблемы».

Журналист Олег Рожков, координатор группы «Журналисты за толерантность»

 

И это касается не только ЛГБТ-людей: «в нашей стране так же косо смотрят на мусульманку в аэропорту, темнокожего студента в магазине, молодежь, которая решила говорить исключительно на беларуском языке. Причем принадлежность к одной уязвимой группе ничуть не мешает неприятию другой».

Кому и чем мешают геи или лесбиянки – вопрос, который Олег Рожков советует задать гомофобам. Но все-таки высказывает свое предположение, почему общество считает их опасными:

«Часто поднимается вопрос о семейных ценностях, которые сводятся к патриархальной культуре, где у каждого пола есть свои гендерные роли. Любой выход за эти роли воспринимается патриархальным обществом как угроза. Масло в огонь патриархальных традиций подливают крупные современные религии. В Беларуси негативное отношение к ЛГБТ-сообществу формируется в том числе и «благодаря» позиции главы государства, который не скрывает своей гомофобии и за счет нее прибавляет себе очков к образу народного мачо».

Многие беларусы мыслят в отношении представителей ЛГБТ с точки зрения стереотипов и фобий, плотно засевших в нашей культуре. Вместе с координатором инициативной группы «Журналисты за толерантность» Олегом Рожковым развенчиваем несколько распространенных мифов об ЛГБТ-людях.

Возможно ли пропаганда ЛГБТ в обществе? Чего боятся люди, которые пугают нас гей-пропагандой?

«Навязать сексуальную ориентацию либо гендерную идентичность невозможно. Ни гетеросексуальную, ни гомосексуальную. Это вариация нормы, которую человек получает в исходных картах и дальше с этим живет. Что именно влияет на сексуальную ориентацию, ученые пока не могут сказать с точностью. Есть только версии: это могут быть гены или гормональные особенности внутриутробного развития. Пингвины и высшие приматы вообще ничего не понимают в пропаганде – при этом среди них есть гомосексуальные пары. Итого: стать геем или лесбиянкой невозможно, дети, выросшие у родителей одного пола, гомосексуальны ничуть не чаще детей из разнополых пар».

Влияет ли наличие ЛГБТ-людей в обществе на демографические проблемы страны?

«Гомосексуалы были в обществе на протяжении всей истории человечества, и численность их никогда резко не менялась по отношению к общему числу населения. Как правило би- и гомосексуальную ориентацию имеют 10-12 процентов населения».

Педофилы, извращенцы… Какие еще мифы существуют в отношении геев?

«Гомосексуальность не имеет ничего общего с педофилией. Большинство педофилов гетеросексуальны. Педофилы вступают в половые отношения с несовершеннолетними, подавляя их волю и нарушая закон. По данным ВОЗ, педофилия является психическим расстройством. В гомосексуальных отношениях два человека вступают в связь по своей воли, без какого-либо принуждения. Постоянное поднимание журналистами проблемы педофилии в контексте сексуальной ориентации лишь укрепляет эту ложную смысловую связку».

Зачем нужны гей-прайды? В чем их смысл для сообщества ЛГБТ?

«Гей-прайды возникли как часть движения за гражданские права в конца 1960-х, в частности против дискриминационных законов, — так как гомосексуальные отношения во многих странах были запрещены законом. Сейчас суть парадов не изменилась: сделать ЛГБТ-сообщество видимым, заявить, что они должны иметь те же права, что и гетеросексуальное большинство. Это борьба за право иметь возможность быть собой и не скрывать свою личную жизнь от друзей, коллег, родителей».

Каких прав не хватает ЛГБТ? И какие их общечеловеческие права нарушаются?

«ЛГБТ-людям не нужны никакие дополнительные права и свободы – лишь реализация тех прав, которые есть у гетеросексуального большинства. От возможности обнять своего партнера в парке до юридического урегулирования отношений. Допустим, гомосексуальная пара прожила вместе 20 лет, за это время они купили квартиру, нажили совместное имущество. Один из них попал в автокатастрофу и лежит в коме. Его партнера не только не пустят к нему в палату попрощаться, но еще и выгонят из их общей квартиры, а имущество передадут троюродной тетке. Я уже не говорю о детях. У гетеросексуальной пары есть возможность зарегистрировать свой союз, а у гомосексуальной – нет».

Насколько законодательство нашей страны защищает геев? И можно ли заставить Беларусь запустить международные механизмы защиты ЛГБТ?

«В Беларуси нет антидискриминационного законодательства, которое бы защищало любые уязвимые группы. Пока в стране не появится политическая воля на изменения, защита ЛГБТ со стороны государства вряд ли возможна».

Как ЛГБТ-людям добиться равных прав?

«Это длительный процесс, он невозможен без трансформации общественного мнения. Кстати, некоторые беларусские правозащитники и вовсе не считают права ЛГБТ-людей частью прав человека. Так что активистам, правозащитникам и журналистам нужно образовывать население. Разрушать стигму и избавляться от сексуализации данной темы».

«Журнал» также рекомендует:

 

Комментировать