Жизнь

«Общественного мнения не существует». Почему мы ничего не знаем о нашем обществе

Во что выльется протестная весна в Беларуси? Это невозможно прогнозировать, потому что мы очень мало знаем про наше общество. И социологические опросы в этом не помогут. «Журнал» анализирует, как мы десятилетиями придумывали себе образы беларусского народа.

Десятилетиями мы получали знания об обществе, в котором живем, из ненадежных источников. В стране прекратили свое полноценное существование независимые социологические центры. Кроме государственные аналитических институций, остались маркетинговые агентства, которые отчасти пытались обрабатывать внешние заказы, связанные с выяснением общественного мнения по  важным для заказчиков вопросам.

Мы возмущались цифрам, которые нам преподносили в качестве результатов выборов, но при этом не теряли надежды – если бы кто-то правильно посчитал бюллетени или правильно нас опросил, мы бы увидели свое истинное лицо.

Не доверяя фокусам избирательной коммиссии, мы были заворожены магией цифр тех немногочисленных независимых социологических опросов, которые публиковались в эти годы. Отношение беларусов к украинскому Майдану, симпатии к Евросоюзу и советскому наследию, отношение к разным моделям союзов с Россией – худо-бедно, казалось, некое «общественное мнение» по этим вопросам можно было отслеживать.

Более того, некоторым это «общественное мнение» кажется монолитным, достаточно инертным «образованием». Перенимая терминологию у российских независимых социологов, беларусские эксперты до сих пор размышляют в терминах «негативной идентичности» и закрепляют за «60-65% беларусов социокультурный тип «человек советский» (то есть, в том числе, лояльный режиму и симпатизирующий внешней политике РФ).

Десятилетиями создавался и миф о том, что в Беларуси существует некий преданный режиму «средний класс», который, при определенной аккуратности некоторых социологов, переименовывали в «базовый слой», то есть в слой людей почти нищих, которым нечего терять кроме этого «почти», и которые верят что любые изменения им только во вред.

Парадокс заключается в том, что на основании таких цифр и пользуясь такими «ярлыками» можно делать самые разные выводы, в том числе и (случайно) верные. Но и совершить катастрофичную ошибку очень просто – вспомним, как социологические опросы ошиблись по поводу Дональда Трампа.

«Журнал» также рекомендует:

 

Тиражируясь в СМИ, результаты социологических опросов сами по себе влияют на конструирование общественного мнения, а это может привести к самым непредсказуемым обратным эффектам. Поэтому важно понимать не только познавательную ценность, но и ограниченность любых количественных опросов общественного мнения. Особенно – в ситуации социальной нестабильности, и, тем более, в стране, где общество с опаской и недоверием смотрит на социолога, ожидая встретить  в нем представителя власти.

Российские социологи заметили, что собирая мнения по тому или иному политическому вопросу после того, как в еженедельных политических ток-шоу телезрителям подробно разъяснили позицию Кремля на этот счет, получаешь легко предсказуемый результат: опросы отлично замеряют степень ознакомленности людей с этой самой позицией. Респонденты бережно передают социологам все, чему их научили по телевизору. Но видеть в этом исключительно искреннее усвоение респондентами тезисов условного Киселева – по меньшей мере наивно.

Беларусы (думаю, даже в большей степени, чем россияне), неохотно участвуют в опросах вообще и больше всего их, конечно, смущают вопросы о политике. Поэтому помимо тех, кто сформировал свое мнение под воздействием ТВ, будут и те, кто понял ожидания, направленные на него со стороны «власти», и, распознавая социолога как представителя власти, транслирует ему мнение, которое считает одобряемым.

Причем, причины этого «возвратного» транслирования мнения от респондента к социологу могут быть разными. Это может быть неискренность, основанная на недоверии к спрашивающему (не важно, «государственный» это социолог или «независимый» – оба персонажа вызывают тревогу).

Еще в 1973 году Пьер Бурдье в статье «Общественного мнения не существует» описал и такую ситуацию: часто случается, что люди не имеют мнения по вопросам, с которыми к ним приходит социолог. Они могут сомневаться, а могут и делать выбор практически вслепую. Не случайно так много в вопросах о политике и о ценностях затруднившихся ответить или не ответивших.

Часто случается, что социологический опрос предлагает людям повестку, которая для них не актуальна, не находится в поле их ежедневных забот. Часто такие заказы на исследования касаются демократии, прав человека, гендерного равенства, гражданского общества, и имеют самые благородные цели. Проблема в том, что методология (термины, способ задавать вопросы) часто берется западная, обкатанная на других европейских странах, и при всей компетентности и желании отечественных социологов, полностью адаптировать ее под беларусский контекст не всегда получается.

Людям часто предлагают отвечать на вопросы, заданные в таких терминах, по поводу значения которых в обществе до сих пор ведутся горячие споры. Задавая вопрос, над которым люди до этого не думали или не определились, предлагая заранее приготовленные варианты, человека зачастую вынуждают «голосовать» за абсолютно пустые для него конструкты, либо пытаться наполнить их каким-то близким для себя содержанием.

Приведу лишь единичный пример, отражающий такое конструирование. Вот слайд, иллюстрирующий ценности беларусов из исследования «Тест на гражданственность в Беларуси, Украине и Молдове», проведенное компанией «Satio» в июле 2016 года.  Исследование, безусловно, представляет большой интерес. Важно и интересно то, как мы склонны трактовать и обсуждать цифры подобных опросов.

К примеру, эксперты «Радыё Свабода» посчитали, что «тест на гражданственность» показал тождественность ценностей беларусов и ценностей действующей власти. Законопослушность является значимой ценностью, которую респонденты назвали как присущей беларусам, так и значимой для них лично. Низкие проценты важности «толерантности» и «демократичности» же были расценены,  в частности, Валерием Карбалевичем, как один из симптомов «общества без иных скреп кроме государства».

Насколько мы уверены, что задающие вопрос социологи и респонденты в США, Украине, Беларуси и Молдове вкладывают в понятия «законопослушности и «толерантности» одни и те же смыслы? Что имеет в виду человек, отмечая законопослушность в качестве лично важной для него ценности? Это может говорить о желании указать, без какого фундамента не будут действовать все иные ценности.

И, во-вторых, полностью вероятно, что речь идет не только желании граждан самим быть законопослушными, но и о запросе на законопослушность, обращенном вовне, к государству и его представителям – чиновникам, правоохранителям и другим гражданам.

«Толерантность» и «демократичность» – понятия, выхолощенные постсоветскими медиа, по поводу даже понимания которых в обществе консенсуса нет. Толерантность – это терпимость ко всему неприятному, в том числе ущемляющему мои свободы? Толерантность – это что-то про сексуальные меньшинства? Толерантность – это новое название для космополитизма, бывшая советская «дружба народов»? «Демократизм», во многом ассоциирующийся с риторикой ельцинских 1990-х, и вовсе странный для беларуса конструкт, смысл которого размывается демагогами из государственных СМИ по сей день.

Иными словами, расспросить людей о том, что они вкладывают в само понятие толерантности или демократии гораздо важнее, чем замерить количественным опросом реакции на эти слова, не вдаваясь в обсуждение их смысла. А для тех, кто занимается не социологией, а политикой, в том числе культурной – организовать обсуждения (а не политпросвет) по поводу этих понятий.

Читайте еще по теме:

 

Вернемся к слайду. На нем бросается в глаза разница между оценкой наличных ценностей «Уважение к человеческой жизни» и «Личная свобода» в обществе и личным запросом на них. Запрос в обоих случаях существенно выше, чем оценка значимости ценности для всего общества, на лицо манифестация их дефицита. 

Доклад в целом вышел содержательным. Но некоторые его оценки вызывают вопросы. Например, фраза «гражданская активность не является приоритетной характеристикой для хорошего гражданина. Это важно для 75% молдован и половины украинцев и беларусов».

Половина – это много или мало? Все зависит от установок исследователя и контекста, в котором проведен опрос. Эти 50% можно расценить и как весьма существенную долю, учитывая беларусскую ситуацию.

Маленький пример – и много вопросов. Примерно в таком же стиле мы подходим к обсуждению данных соцопросов уже десятилетиям: конструируем образы «народа», пугаемся того, что сами наконструировали – и в итоге приходим к тезису «народ дурны, ён хоча жыць хрэнова».

Какая альтернатива? Обсуждать с людьми понятия, а не только сравнивать срезы мнений и ценностей с нормативными моделями, созданными где-то еще. Считывать ту повестку, которая исходит из самого общества. Методы качественной социологии, особенно немонологичные, связанные с обменом мнений, подходят тут гораздо больше, чем количественные замеры.

Старый тезис о бессилии традиционной социологии в авторитарном обществе, где люди просто боятся и не привыкли формулировать своим мнения, находит особо яркие свои подтверждения в эпоху перемен. Сегодня «свободный микрофон» на площадях беларусских городов, который заработал этой весной в стримах независимых СМИ, становится более важным источник знаний об обществе, чем любые графики количественных опросов.

Всё это отнюдь не означает, что количественная социология вообще не работает. Цифры замеров общественного мнения нужно принимать во внимание, но не стоит безоговорочно на них полагаться, и уж тем более ими руководствоваться.

В конце бурных 1960-х во Франции возникла знаменитая фраза «Структуры не выходят на улицы». Всякий раз, когда происходит «выход на улицы» в прямом или фигуральном смысле, мы сталкиваемся с тем фактом, что общество представляет собой не разрезанный на сегменты мнений торт, где правит бал наиболее толстый его кусок, и не аккуратно разделенную на социальные слои горную породу.

Цифры опросов зачастую заставляют нас уверовать в тот или иной воображаемый «консенсус», который они якобы выражают. Но общество – это поле напряжений и борьбы между разными силами и разными позициями.

Если 60% респондентов в социологическом опросе «за», а 40% – «против», это не формула некого баланса или консенсуса. Соцопрос – не диагноз. И прогноза о том, что будет происходить, социология в нынешнем ее беларусском виде, не даст. И не только потому, что завтра цифры могут поменяться, но и потому, что разные «обладатели мнений» в разной степени мобилизованы для того, чтобы свое мнение отстаивать.

Может оказаться, что тот самый «советский человек с негативной идентичностью» не сыграет никакой роли, уступив место для действия меньшинству, которое все эти годы мы не могли распознать и не знали, как назвать.

«Журнал» также рекомендует: