Арт

Нобель для Циммермана. Боб Дилан примеряет фрак

624 Максим Жбанков

Боб Дилан. 1965. Фото: Джерри Шацберг

 

Он, как всегда, был темной лошадкой и путал карты. В нобелевском литературном тотализаторе этого года мистер Роберт Циммерман (в миру Боб Дилан) не числился в лидерах: народ ворожил на кенийских поэтов и японских прозаиков. В крайнем случае – на глубокомысленных западных романистов. Тем ярче оказался результат: главный поп-поэт нескольких десятилетий составил эффектную пару прошлогодней триумфаторше Светлане Алексиевич. Оба заставили нас уважать то, что трудно назвать привычными литературными текстами. И уж никак нельзя отнести к «высокой» культуре в ее академической трактовке.

Боб Дилан – герой-самоделка, вечный rolling stone. Мальчик из глухой штатовской глубинки конца 1950-х подсел сперва на гаражный рок-н-ролл, затем уехал в Нью-Йорк – играть в корневого фолк-сингера и спать на диванчике у местного гуру Дэйва ван Ронка.

Дальше были акустические протестные гимны (ах, как их любили в советском журнале «Ровесник»!), после – черные очки, узкие джинсы и электрический беспредел под саркастический гнусавый речитатив, дегустация травы с «Битлз» и разбитый вдребезги мотоцикл. Игры с ковбойскими ритмами и христианской идеей, разочарованные поклонники и очарованные киношники, уходы в тень и внезапные камбэки, личный радиоэфир и докторские мантии, перепевы Синатры и рождественских гимнов…

События его жизни сливаются в безумный калейдоскоп, зачастую перекрывая главное: Дилан вывел поп-культуру на качественно новый уровень, став не просто очередным пацанчиком с гитаркой, а целым радио нового поколения – неважно (скажем честно) поющим отличным поэтом. Человеком, способным дать «поколению Маркса и кока-колы» (Годар) адекватный словарь и точные маркеры эпохи.

«Журнал» также рекомендует:

  

Именно Дилан сделал поэта с гитарой лидером мнений и чемпионом продаж, подсадив весь мир на небрежные аккорды и завернутую лирику. Да, его мелодии трудно назвать оригинальными, а аранжировки – революционными. Но куда важнее иное: чистая энергетика слова.

«It’s alright, Ma, I’m only bleeding…»

«You don’t need a weatherman to know which way the wind blows…»

«He not busy being born is busy dying…»

 

«Gonna change my way of thinking

Make myself a different set of rules

Gonna put my good foot forward

And stop being influenced by fools…»

 

«You used to ride on a chrome horse with your diplomat

Who carried on his shoulder a Siamese cat

Ain't it hard when you discovered that

He really wasn't where it's at…»

Это хочется растаскивать на строчки и цитировать по поводу и без повода. Собственно, англоязычное человечество именно так и поступает. И которое десятилетие перепевает его старые песни.

У нас же Дилан (человек-текст, неизбежно терявший в любом переводе) всегда безнадежно проигрывал по очкам очевидным фаворитам – секси-бойз типа Роберта Планта и Фредди Меркюри или звуковым шаманам харда и прогрессива. Его главной фан-базой в бывшем Союзе были продвинутые западники во главе с Борисом Гребенщиковым – люди, оценившие дилановский дар развинчивать банальности на составные части и лепить из них поэзию.

Для них Дилан был и остается важным как практик эстетического сопротивления – вербальный экспериментатор, сумевший сплавить уличное просторечье с мятежной битнической шизой и словесной эквилибристикой Каммингса и Элиота. Как мощный новатор, прикинувшийся обложкой «Плэйбоя».

Что Дилану даст Нобель? Не славу – ее и так в избытке. Не любовь миллионов – она у него уже была. Не интерес мужчин во фраках и дам в манто – уж это ему точно не важно.

Нобель прежде всего говорит не о том, кто его получает, а о тех, кто его присуждает. Речь тут не только и не столько о литературных достоинствах. За Нобеля сражаются не тексты, а репутации. И награждаются не литераторы, а резонаторы – персоны с наиболее востребованным на данный момент социальным весом.

С точки зрения глобальной конъюнктуры Дилан не лучше прочих кандидатов – и не хуже. Он просто нажил на Нобеля. Победил по сумме очков.

И все равно останется собой. Тем поджарым стариканом в узком черном сюртучке, который на моих глазах весь концерт в варшавской «Стодоле» отыграл, стоя в профиль к публике за электроорганчиком. Ни разу не взглянул в неистовствующий зал. На поклоны не вышел. И лишь на «бис» выдал «Like A Rolling Stone» в такой замысловатой трактовке, что я узнал тему лишь по припеву.

«Журнал» также рекомендует:

  

Комментировать