Жизнь

Наука Беларуси. От национальной идентичности до бозона Хиггса

В Год науки беларусское государство ждет от нее экономической отдачи, а ученые рассуждают о том, сколько молодой специалист может прожить без еды. О перспективах беларусской науки поговорили на дискуссии «Либерального клуба».

Практическая ориентация науки: «если гнаться за деньгами, то рискуем отстать»

От беларусской науки государство из года в год требует экономической отдачи, конкретных инновационных результатов. Как отмечала глава Администрации президента Наталья Кочанова, «интеграция науки и производства очень важна на современном этапе. Необходимо, чтобы научно-технические разработки применялись в реальном секторе экономики». На словах звучит неплохо, но сами ученые предостерегают от рисков такого подхода.

«Конкретный результат отдаленный. Наука – это знание, а если мы будем гнаться за деньгами, узким продуктом, то рискуем в целом отстать», – считает Александра Скоробогатова, кандидат биологических наук, научный сотрудник Института биофизики и клеточной инженерии Национальной академии наук Беларуси. Фундаментальная наука не должна стать жертвой сиюминутных коммерческих интересов, иначе завтра приносить в жертву им уже будет нечего.

И хотя некоторые разработки НАН, например, в медицине потенциально могут быть востребованы в поликлиниках, «врачи не очень приемлют новое, наши разработки медленно идут в практику», признает биолог. Одна из причин – исследования заказывают не медцентры, а руководящим посредником между экономикой и учеными пытается выступать государство.

Сергей Кизима, доктор политических наук, заведующий кафедрой в Академии управления при президенте, выходом видит появление в Беларуси транснациональных корпораций, который на мировом уровне и формируют сегодня спрос и условия для развития науки, их «конструкторские бюро» позволяют экономить на масштабе. Правда, пока бизнес-климат Беларуси ТНК сюда совсем не привлекает, так что Кизима предлагает укрупнять производства и создавать беларусские ТНК. В нынешнем же виде идти в ногу со временем не получается, не хватает денег, наука остается «удовольствием для богатых стран».

Впрочем, наука не измеряется сугубо финансовыми показателями. Как отмечает Елена Анисим, член парламентской комиссии по образованию, науке и культуре, нужно уделять внимание развитию гуманитарного знания, а не только деньгам, иначе ради чего это всё?

«Журнал» также рекомендует:

 

Интернационализация науки: «экспортируем знания вместе с их носителями».

Само выражение «беларусская наука» может вызывать скепсис: бывает ли наука национальной?

«Пора забыть о национальности науки, – считает Александра Скоробогатова. – Сегодня нет в науке достижений одной страны, все в кооперации».

Этот тезис подтверждает Сергей Ветохин, кандидат физико-математических наук, заведующий кафедрой в БГТУ. Благодаря такой кооперации он сам смог поучаствовать в работе того самого ЦЕРНа и таким образом внести свой вклад в открытие бозона Хиггса. Конечно, мечтать о подобном исследовании в пределах одной страны – утопия.

Впрочем, чтобы включаться в мировые научные проекты, нужно как минимум говорить с ними на одном языке – и сегодня это английский. Как отмечал Сергей Кизима, после распада СССР русскоязычный потенциал в науке остался разве что в военной сфере, атомной и немного космической. «Каждый, кто хочет сделать вклад в науку, должен сегодня читать исследования на английском», а хорошо бы и еще на одном из научных языков: французском, немецком, японском. Пока же многие беларусские ученые вроде бы сдают кандидатские минимумы по иностранному языку, но участвовать без переводчика в международных конференциях не могут.

Но зачастую не поднимают нашу науку и те беларусы, которые выучили английский и закончили хорошие университеты. «Мы не можем вернуть беларуса, получившего западное образование, предложить ему швейцарский контракт», – признает Кизима.

В результате высококвалифицированные ученые рискуют не найти себе места в Беларуси. Поэтому, как невесело резюмировала Александра Скоробогатова, «мы экспортируем знания вместе с их носителями».

С другой стороны, в гуманитарных науках, например в истории, сегодня актуален как раз национальный подход, осмысление себя, считает Андрей Казакевич, директор института политических исследований «Палiтычная сфера».

«Чего мы хотим от науки – известных ученых или развития местной идентичности?», – ставит он вопрос ребром, считая некорректным применять к гуманитарным наукам те же подходы, что и к физике – например ожидать высокого индекса цитирования от исследователя истории Могилева. При этом саму по себе интернационализацию науки Казакевич считает столь же неизбежной, как и глобализацию в целом: она произойдет сама собой рано или поздно. Вопрос только в том, какое место мы займем на глобальном рынке.

Государственная наука: «тебя объявят агентом всех разведок»

Глядя на многие государственные решения (начиная с пресловутого «декрета о тунеядцах»), понимаешь: им категорически не хватает научной, аналитической проработки. О полноценной evidence-based policy и говорить не приходится. Хотя вроде бы при министерствах существуют профильные НИИ, а при Администрации президента – Информационно-аналитический центр (ИАЦ).

Но беда в том, что эти учреждения скорее подводят аналитическую базу под уже принятые решения, нежели разрабатывают их, считает Александр Филиппов, эксперт «Либерального клуба», а в прошлом – главный специалист управления подготовки концептуальных документов ИАЦ.

В любой попытке взаимодействия ученого с государством неизбежно проявляется конфликт научной рациональности и идеологии: «Сможет ли ученый говорить правду власти и будет ли она услышана?». Другое дело, что в беларусских условиях нет реального спроса на науку со стороны государства.

Читайте также по теме:

 

С интернационализацией науки на государевой службе все еще печальнее. «Если ты что-то исследовал на иностранный грант, то любые твои советы сразу выкинут, а тебя объявят агентом всех разведок», – констатирует Александр Филиппов. А, как мы помним, без международного контекста сегодня полноценно развитой науки ожидать не приходится.

Та же беда в научном обеспечении парламентского законотворчества. В Палате представителей есть экспертно-юридическая служба, но, как замечают депутаты, фактически это правовая экспертиза, аналитиков как таковых там нет. В качестве образца здесь можно привести шведский парламент, чья исследовательская служба представляет собой многопрофильный think tank, непублично консультирующий депутатов и анализирующий все законопроекты. Причем, как рассказывал мне один из его руководителей, депутаты чаще всего прислушиваются к советам, дополняя голоса демократически избранных политиков технократическим голосом экспертов.

В Беларуси же с технократией в целом все так же, как и с демократически избранными депутатами парламента.

Образование для науки: «университетские знания годны на 40-60%»

Первым шагом на пути ученого является образование, и с ним всё тоже не складно. Как отмечает Сергей Ветохин, в Болонском процессе мы лидеры по первой ступени, массовому высшему образованию, но такие выпускники – еще не специалисты и уж тем более не ученые.

Что же касается третьей ступени, аспирантуры и докторантуры, то, как считает Ветохин, сегодня Беларуси не надо предъявлять там завышенных требований: кандидатская диссертация должна быть не научным открытием, а просто квалификационной работой, «ну а если мы мечтаем об элите, то у нас и дальше будет сокращаться число аспирантов».

К улучшению университетского образования как фундамента науки призывает и Александра Скоробогатова: «Университетские знания годны на 40-60%, остальное устарело или вовсе неактуально».

Но каким бы хорошим ни был вузовский базис, сегодня нельзя положить диплом на полку и сказать, что ты ученый, нужно постоянно развиваться: читать иностранные научные журналы, повышать свою квалификацию.

Но каким образом ученые могут инвестировать в свое научное развитие, когда их ставка зачастую не дотягивает даже до официального прожиточного минимума? Как напоминает Александр Филиппов, молодежь действительно приходят заниматься наукой не за деньгами, но всё же научный факт: без еды человек может прожить только 30 дней.

Читайте также: