Арт

«Манифесто». Двенадцать ножей в спину нормы

Кейт Бланшетт в фильме «Манифесто»

 

Смотри, как сгорает бумага. Следи, как плавится сталь. Жги свечи сразу с обоих концов. Всё, что нужно, можно украсть. Всё, что нужно, надо взорвать. Выть. Визжать. Бубнить. Орать в полный рост. Биться о стены. Заикаться. Заткнуться – на время. Путать слова и заметать следы. Менять седьмое небо на пятый угол. И наоборот. Ты герой. Ты Будда. Ты ноль. Будь тихим и скромным. Кричи манифесты.

Залетевший на наши экраны фильм Юлиана Розенфельдта «Манифесто» – антология тирад интеллектуальных динамитчиков прошлого века. Сборник избранных фрагментов коллективной шизы (известной городу и миру как авангард), упакованный в двенадцать аккуратных эпизодов. Где даже вдребадан пьяный бомжара – всего лишь милашка Кейт Бланшетт в бороде. Только мне кажется, что тут что-то не так?

Аффтары правды

Лента любопытна уже на уровне замысла: собрать полный метр из серии сюжетов, отснятых режиссером-артистом для своего выставочного проекта. Там двенадцать монологов Кейт Бланшетт в разных обличьях – от панк-стервозы до гламурной теледивы – звучали одновременно с мониторов в общем пространстве, предоставляя публике возможность самим выбирать порядок и продолжительность знакомства с ними. В общем, двадцатый век в кратком изложении. Счастье арт-чайников.

Всё по-быстрому. Всё сразу. Барби-стайл. Выбери свою Кейт. И пусть пролепечет, что всё – фэйк, артисты в коме, культура – гниль, а музеям срочно нужен визит бульдозеров. Пока рядом другие Кейт ворчат, рычат и кричат другие манифесты.

Забавно. Мило. Познавательно. Вспомним, как все это было. Но в полнометражной сборке полифония теряется, ложась отдельными блоками в линейный монтажный текст.

Бодрая нарезка смыслов (а текстовка внутри отдельных сюжетов/эпизодов почти везде тоже скроена и сшита из разных, хотя и близких по духу авторов) превращает звуковой ряд в вербальный салат. По сути, в декоративный элемент режиссерского паттерна.

Кейт Бланшетт в фильме «Манифесто»

 

Розенфельдт куда больше увлечен игровым сопряжением слов с картинкой: пусть футуристов читает бомж, поп-артиста – безликая домохозяйка, а дадаизм задвинем на похороны. Абстрактный экспрессионизм? Ясное дело, арт-дилерша с пафосной презентации! А про архитектуру расскажет мусорщик. В три приема по несколько минут.

Нас покупают не на смыслы, а на технику. Мертвую пластику лабораторного видеоарта. Мышление не историями, а этюдами. Короткое дыхание осколков событий.

Розенфельдт и его полноправная соучастница Бланшетт (нет слов, одна из лучших актрис современности) фактически играют в рифмы. Азартно резвятся на останках глобальных иллюзий двадцатого века. Словно дети со свалки, они раздирают по листочкам прежние декларации арт-мятежей и военные сводки с фронтов культур, концептуальные истерики, прожекты несбывшихся потрясений. И пляшут эстетское диско, бросая в воздух обрывки манифестов.

Сюжеты дробятся, перебивают друг друга и склеиваются по кусочкам, делая невозможными как фиксацию внимания на чем-то кроме визуального ряда, так и элементарную идентификацию звучащих с экрана обрывков призывов и прокламаций. Это уже Маринетти или еще Дебор? «Флюксус» или «Догма»? Где грань Малевича и Родченко? А вот тут Херцог или Джармуш?

Да какая разница! Лови волну. Гляди, как ловко пляшет инопланетный кордебалет, а Кейт вещает с немецким акцентом. Как падает мусор из раскрытой пасти подъемника. Как четко Бланшетт играет в одном кадре сразу двоих – теледикторшу и ее напарницу на выезде. Как надзидательно учит малолеток правилам киносборки по Ларсу фон Триеру – а детки радостно кричат «Окей!»

Кейт Бланшетт в фильме «Манифесто»

 

Такому безразличию к первоисточникам возможны два объяснения. Либо авторы считают, что публика и так в курсе – что, когда и откуда. И придет на игру просто ради игры.

Либо быть в курсе уже абсолютно не важно.

Пепел утопий

Вчерашние манифесты – как вчерашние фейерверки. Собери пепел и пробуй на вкус остывшую ярость давних племен.

Возможно, самый честный способ ужиться с этим таков, как в «Манифесто»: не имитации, а вариации. Движения в присутствии голосов прежней культурности, чем дальше, тем вернее сливающихся в общий шумовой поток: райтеры вдогонку скрипторам, шаманы поверх формалистов, перформеры и трансформеры, мутанты, хамелеоны, городские сумасшедшие… Все вдруг – как в наших перегруженных цитатами умах. Но если что-то в этом марше теней и способно задеть за живое, то как раз его смысловая непарадность.

Любой манифест – соблазнение и вербовка. Превращение энергии мятежа в горсть броских афоризмов и рекламных слоганов. Чтобы они случились, прошлому веку потребовались три вещи: массовое производство, массовые коммуникации и отважная вера в креативное меньшинство, способное поправить мир при помощи первого и второго. Парадный марш коллективных галлюцинаций.

У этого кино странный вкус: старым словам веришь больше, чем свежей картинке. Они писаны кровью своих авторов – пижонов на грани и позеров всеръез. И, при всей своей лоскутности, несут подлинную энергию и страсть. Как групповой портрет врагов общественного вкуса. Ушибленных интеллектом аутсайдеров. Взъерошенных визионеров с манией величия, взрезавших быт ланцетом своих лозунгов. И потерпевших блистательное поражение при столкновении с реальностью.

Кто сейчас пишет арт-манифесты? А кто их читает?

Завтра кончилось. Рынок съел героев. Авангард мертв, публичное стало мозаичным, медиа разбегаются по соцсетям, аудитория сама себе автор, редактор и читатель. Манифесты превратились в стенд-ап.

Что ж, «Манифесто» – нормальный пластиковый венок на их братскую могилу.

«Журнал» также рекомендует: