«Люди делятся на две категории: те, кому ничего не нужно объяснять, – и те, кому что-то объяснять бесполезно»
Алексей Андреев. Фото: Иван Веденин
Издатель альманаха «Монолог» Алексей Андреев рассказал «Журналу» про важность бумажных изданий, ценность людей, читающих длинные тексты, и цензуру от Цукерберга.
Мы сидим в крохотной квартирке в самом центре Осмоловки. Нас окружают старинные предметы мебели и интерьера. Много дерева. На стенах – серьезная коллекция беларусской живописи. И книги, книги, книги.
Эта крохотная квартирка в самом центре Осмоловки вполне могла бы сойти за музей, в котором сонно застыло прошлое. Если бы не центральная фигура, которая делает ее живой и уютной.
«Наша кампания на Талаке? Знаешь, мои эмоции от нее меняются примерно каждые полчаса, – издатель и главный редактор альманаха «Монолог» Алексей Андреев деликатно затягивается сигаретой. – От первой реакции на «тишину»: да ну вас всех! До осознания: а вот человек пришел, почитал, несколько дней думал, и потом вернулся и отдал 25 рублей, чтобы получить новый номер журнала. И про этого человека думаешь: я хочу увидеть тебя на презентации, поговорить с тобой, пожать тебе руку!»
Алексей уже более двадцати лет издает альманах «Монолог». 22 мая состоится презентация его нового номера. Солидное печатное издание третий десяток лет остается верным себе: в нем публикуются тексты-монологи людей, которые во многом определяют, что такое беларусская культура и искусство.
«Основной критерий отбора публикуемого материала — творческая состоятельность текста и понимание свободы творчества как основы культуры», — гласит сайт «Монолога». Он появился у издания недавно – как и страничка в Facebook, которая поддерживает краудфандинговую кампанию редакцию по подписке на будущий номер.
Мы долго разговариваем. Спорим про аудиторию, «выход из резервации» и Андруся Горвата. Но этот текст мне хочется подать как монолог Алексея. Монолог о важном человека, который так долго и бережно собирает монологи других.
«Люди, которые способны прочитать больше, чем пост в Фейсбуке – сегодня на вес золота»
У человека, живущего в новых медиа и социальных сетях, может возникнуть впечатление: если ты прочитал абзац «затравки» к тексту в Фейсбуке или даже пошел по ссылке и прочитал весь текст – зачем покупать еще и журнал и читать его на бумаге?
И если издание – это просто сборник текстов, тогда и правда никакого смысла рубить лес нету. Но если журнал сам по себе имеет эстетическую ценность, если он является цельным, законченным высказыванием – это совсем другое дело. И именно таким я вижу «Монолог».
Да, и Глобуса, и Бахаревича, и Чернявскую, и любого другого из наши трехсот авторов можно по отдельности прочитать где-то еще. И на бумаге, и в интернете. Но когда я складывают их в один журнал – это не просто набор случайных текстов. Там один плюс один – не равно два, это реально что-то большее.
Алексей Андреев. Фото с личной странички в Facebook
Есть люди, которые считают, что оригинал и копия – это одно и то же. Как оригинал картины и репродукция. Но это не так. Вопрос даже не в тактильности, не в запахе типографской краски. Вопрос во взаимосвязи текстов, иллюстраций, монологов.
Культурологический проект – а я пытаюсь делать именно таковой – это полифония. Те же Глобус или Харевский звучат иначе в диалоге, который на страницах журнала складывается с другими авторами.
Да, в этом диалоге, который складывается в «Монологе». Они все вместе плюс иллюстрации составляют что-то большее, чем просто сумма умных текстов.
Знаешь, за годы работы над «Монологом» я точно понял одно: все мои читатели, партнеры, рекламодатели довольно четко делятся на две категории: те, кому ничего не нужно объяснять, – и те, кому что-то объяснять бесполезно.
«Культура – это традиции, закон и порядок»
Такой вот у меня консервативный взгляд.
Я закончил математический класс минской 19-й школы. И, помню, жутко обиделся, что мне в характеристике написали: «Склонен к изучению гуманитарных дисциплин».
Но даже несмотря на эту свою «склонность», легко поступил в политех. А потом пошел в советскую армию, благодаря которой понял, что жизнь может быть напряженной и бессмысленной. И подумал: закончу политех, и что? И дальше я всю жизнь простой советский инженер – и тихо все это ненавижу?
На фоне этого отчаяния я бросил политех – и поступил на журфак. И там меня постигло очередное разочарование. В стране гремела Перестройка, по телевизору показывали «Взгляд» – а тут мне какие-то поросшие мхом партизаны рассказывают про ведущую роль коммунистической партии!
И тут среди всех этих партийных басен я услышал голос Татьяны Орловой. Театральный критик, искусствовед – она просто открыла нам иные миры. Затем в СССР сменился закон о печати, стало можно издавать прессу самим. И Татьяна Дмитриевна поймала в коридоре меня и еще нескольких журфаковцев и сказала: «Будем делать газету».
Так всё и началось. Газета наша называлась «Такая жизнь». В начале она была смешной, но постепенно становилась все более серьезной. Выходила всё реже, но становилась все толще. И в итоге стала журналом.
Фото: Алексей Андреев
«Говорят, принт умер, и в бумажных изданиях больше нет смысла. Я не согласен»
Вон у меня на полке лежит архив той самой журфаковской газеты «Такая жизнь», из которой вырос «Монолог». Иногда, когда я пытаюсь навести в своих архивах порядок, эта папка падает мне на голову. И в эти моменты я листаю старые номера – и так могу вернуться к давно напечатанным текстам, отрефлексировать себя, увидеть, каким я был, отследить все этапы.
С постом в Фейсбуке такого не провернешь. И даже авторы сегодняшних онлайн-журналов, которые мыслят о том же и даже так же, как и я, лишены такой возможности: вернуться назад и подумать. Хэштеги, винчестеры? Да замучаешься ты искать все эти хэштеги и разбирать гигабайты на своем жестком диске!
Нам нужны вот такие большие бумажные журналы – чтобы вернуться и себя самих отрефлексировать. Точно так же, как нам нужны живые родители – в реале, а не в скайпе. Живые друзья – а не просто виртуальные френды.
Я много фотографирую в последнее время. И моя мама постоянно упрашивает меня: «Напечатай фотографий, когда у тебя будет минутка». Я обычно ворчу в ответ, что мне некогда, что я могу принести и показать ей фото на планшете. Но в итоге понимаю, что мама сто раз права: я в жизни не разберу гигабайты фотографий на своем жестком диске. И только те фото, которые я напечатал форматом 10 на 15 и которые моя мама расставила в какие-то дурацкие альбомчики, на самом деле останутся со мной.
«Фейсбук же не дает мне вживую пообщаться с людьми!»
На странице «Монолога» в Фейсбуке уже более тысячи «поклонников». И когда я захотел написать каждому из них – поблагодарить, сказать, что буду рад с ними пообщаться и показать бумажную версию альманаха – Цукерберг меня просто заблокировал! Для него подобная попытка связаться с большим числом людей – это спам. Это он теперь решает, с кем, как и сколько мне общаться.
Мы еще по-хорошему не столкнулись с поколением, которое выросло исключительно в цифровом мире. Ведь у Цукерберга самого в детстве были настоящие игрушки (а не только видео-игры) и бумажные книги. А ведь скоро в полноценную взрослую жизнь придут «цифровые аборигены» – поколение, растущее без возможности такой саморефлексии, без возможности вернуться к своим старым «реальным» игрушкам и любимым бумажным книжкам.
Поэтому в странах, где понимают важность культуры, хорошие, отстоявшиеся тексты печатают на хорошей бумаге – как книги, журналы, альманахи.
Я ведь вырос на журналах русского «серебряного века». В начале 20 столетия, в тот короткий период до 1914 года, в Российской Империи выходили совершенно потрясающие журналы «Мир искусства», «Золотое руно». И стоили они три рубля за экземпляр. Чтобы вы поняли – три рубля тогда стоила корова. И в них были потрясающие дорогие иллюстрации. Сколько спрашивал специалистов по полиграфии, как они сто лет назад умудрялись их печатать – никто не понимает. А там репродукции Бенуа в цвете, просто вручную вклеенные в журнал!
И когда я читаю те журналы, я понимаю – ведь их же тоже читали 300 человек, как и мой «Монолог». И по сути всё, что произошло с той империей, было заложено и объяснено теми журналами.
«Здесь приходится бежать со всех ног, чтобы только остаться на том же месте»
Люблю эту фразу из «Алисы в Зазеркалье». Так вот, чтобы сохранить этих 300 читателей, приходится немало постараться. Потому что кто-то из них уходит в лучший мир в силу возраста. Кто-то уезжает из страны. У кого-то просто меняются жизненные интересы и приоритеты.
Расскажу тебе историю. Моя мама во времена Союза была председателем местного общества книголюбов. А в те «прекрасные времена» в довесок любой стоящей книге прилагалось какое-нибудь странное издание, но и оно считалось дефицитом. У нас дома собралась солидная библиотека. В ней была и серия «Литературные памятники» – как сейчас помню эти книги с серо-зелеными обложками и золотым тиснением. Книги в ней издавались весьма разнообразные.
И вот, помню, я 12-летний стою перед полкой, достаю толстый такой «литературный памятник» – а он оказывается сборником какой-нибудь кхмерской литературы какого-то седого века. Открываю его – и понимаю: в жизни не прочитать. Ну на самом деле: написано непонятно где несколько тысяч лет назад, на странице – десять строчек текста и пятьдесят строчек сносок и комментариев, которые объясняют, что же там на самом деле написано. И я стою с этой книгой в полном недоумении и ужасе: не осилить.
Этот эпизод я вспомнил недавно, когда застал у себя на хуторе молодого парня, который помогал мне там со стройкой, возле полки с номерами «Монолога». Он стоял с раскрытым журналом – и у него было то же выражение лица, которое было у меня 12-летнего с фолиантом той кхмерской литературы.
Когда-то мы думали, что «Монолог» – это журнал для людей со средним образованием, которые любят читать. Мы намеренно избегаем в нем научных текстов или специфических терминов из культурологии. Мне всегда казалось, что я делаю журнал для простых, но любознательных людей, которым интересно, что думают про нашу жизнь Глобус, Цеслер или Анна Балаш. А оказалось, что сегодня, на 21-м году издания, для современных молодых людей мы превратились в тот самый сборник кхмерской архаики, к которому надо еще пять сборников пояснений и комментариев приложить.
«Но я буду продолжать издавать журнал для тех самых 300 читателей»
Потому что именно они решают, будет следующий «Монолог» или нет. И на самом деле эти люди решают, какой быть нашей культуре. И они знают лучше других, что нужно нашей стране.
Да, это парадокс демократии – и у моего соседа-пьяницы, и у Мацкевича, Глобуса или Зиссера – один голос. Но на самом деле голоса их не равны.
Я иногда подрабатываю на полиграфии, например, делаю календари. Один мой заказчик как-то сказал: знаешь, мы твоему дизайнеру платить больше не будем, у нас теперь появился свой. Оказалось, они наняли какую-то девочку, которая закончила трехмесячные курсы Corel Draw. Хорошая девочка, старательная – но у нее почему-то весь дизайн напоминает этикетку от плодово-ягодного вина. Я решил осторожно намекнуть, что наш дизайн лучше. Мол, хотите, к Цеслеру сходим, пускай он рассудит. А мне отвечают: а что нам Цеслер? Всё ведь относительно.
Относительно, да. Только вот относительно чего? Формально и девочка с тремя месяцами курсов, и Цеслер «делают дизайн». Но между ними есть «чуть-чуть» разницы. И на этом вот «чуть-чуть» и держится вся культура.
Альгерд Бахаревич прав: читателю, который читает длинный текст, приходится выкладываться практически так же, как автору, который этот текст пишет. Поэтому каждый такой человек стоит десятерых.
И поэтому мы будем продолжать наш «Монолог». Для этих 300 читателей, которым ничего не нужно объяснять. И будем рады, если нас будет становиться больше.
Комментировать