Жизнь

Когда беларусы научатся культуре памяти?

Они организовали эту поездку для нас. Они приехали туда вместе с нами. Вечерами они устраивали дебрифинги и каждый раз словно гладили нас по голове, повторяя «Такое могло случиться с каждым». «Нет! Не с каждым! – молчаливо кричали мы. – Это ваш народ взял на себя роль бога!» Они были немцами, мы – беларусами. Мы приехали вместе в Освенцим, чтобы провести там три эмоционально насыщенных дня и поговорить вместе про то, как надо помнить то страшное время.

Они говорили: «У вас нет культуры памяти». Мы отвечали: «Вы сошли с ума! Да у нас до сих пор в детских садах малыши рисуют войну. Да мы про каждого четвертого (а то и третьего) вспоминаем чуть ли не раз в месяц. Год за годом. Вот уже семь десятилетий».

Мы сопротивлялись, мы негодовали, мы не понимали, как те, чьи деды придумали эту жуткую машину смерти, где каждый механизм работал, как часы, позволяли себе трогать нас за живое. Особенно в этом месте, где каждый сантиметр земли был пропитан кровью невинных людей: женщин, детей, стариков, тех, кому не посчастливилось родиться арийцами.

Лагерь «Аушвиц-Биркенау» – пожалуй, самое ужасное место на земле. Убийство, доведенное до совершенства, бесконечные эшелоны несчастных людей, до последнего веривших в то, что едут в новый дом. Тянущие за собой корзины с любимыми книгами, сковородками, тазами для варенья и мясорубками, заботливо подписывающие чемоданы своих детей.

Вереницы стариков и инвалидов, первыми покорно тянущиеся в сторону «бани», которая на поверку окажется газовой камерой, но закрытые за спиной двери не дадут возможности к отступлению.

Тонны женских волос, срезанные солдатами зондер-команды, которые вскоре и сами окажутся в этих печах.

Цыганские семьи, ежедневно отдающие своих детей на опыты доктору Менгеле. Детские бараки с расписными стенами, словно в детском саду. Пруды, в которые скидывали пепел сожженных, не оставляя от них ни следа.

Все это – «Аушвиц-Биркенау», ставший последним пристанищем не менее чем для 1,5 миллиона человек со всех уголков Европы. Были среди них и беларусы, военнопленные и мирные граждане.

Почтить память погибших в лагере ежегодно приезжают сотни тысяч человек, по автобусам на стоянке можно изучать географию региона. Вот на крыльце барака парень с флажком Италии на рюкзаке, обнимает безутешно рыдающую девочку-подростка. Вот медленно и молчаливо проходит мимо семья хасидов, и остальные туристы почтительно склоняют перед ними головы. Вот у дежурящей у входа кареты «скорой» помощи останавливается группа пожилых людей. Кто-то запивает водой успокоительное. В воздухе чувствуется устойчивый запах валерианы.

Первые несколько бараков проходишь на автомате, не позволяя себе «раскисать», мысленно готовясь к встрече с безграничной болью. Но рано или поздно возведенные стены рушатся, слезы прорываются наружу, и их никто уже не останавливает. Быть готовым к такому просто не возможно. Голос дрожит даже у экскурсовода, который ежедневно проводит здесь по нескольку часов…

«Журнал» также рекомендует:

  

Вечерами мы говорим о культуре памяти. Мы спорим о том, могло ли такое случиться с любым другим народом и почему жертвы должны понимать преступников. Мы скорбим и негодуем. И только дома гораздо позже мы начинаем понимать, что хотели сказать нам потомки тех, кто создал в «Аушвице» совершенную машину смерти.

Мы вспоминаем о том, что совсем рядом с Минском в одно время с «Аушвицем-Биркенау» работал другой лагерь смерти – Тростенецкий. И был он четвертым (!) по величине в Европе.

Что знают беларусы об этом месте? Да практически ничего. Мемориала в деревне Малый Тростенец, а также в урощичах Благовщина и Шашковка, местах массовых расстрелов и сожжений евреев, как не было, так и нет. О необходимости заменить пару камней с надписями на полноценный памятный комплекс сотням тысяч убитых людей из Беларуси, Польши, Австрии, Германии, Чехии годами кричат… все те же немцы.

Они заказали проект мемориального комплекса ныне покойному архитектору Леониду Левину, они годами уговаривают беларусские власти перейти от слов к делу и начать-таки строительство, пока еще живы те, кто помнит Вторую мировую не по учебникам. Они собирают делегацию и едут просить пожертвования по немецким городам, откуда под Минск шли эшелоны с евреями. И собирают! 150 тысяч евро выделяют бюджеты этих самых городов, еще 150 тысяч – немецкий фонд Bethe, 200 тысяч – немецкий фонда по уходу за военными захоронениями, 10 тысяч – гамбургский фонд Zeit.

Локомотивом этого паровоза исторической памяти годами является Минский международный образовательный центр имени Йоханнеса Рау. Тот самый, который отвез нас в «Аушвиц», чтобы показать, как можно и нужно помнить жертв того страшного времени.

Не велеречиво, не помпезно, не на показ – а так, чтобы у нынешних поколений сдавливало горло, чтобы подростки из благополучных европейских стран утешали один одного на ступеньках бараков, стены которых, кажется, насквозь пропитаны болью и ужасом. Чтобы школьники возвращались оттуда с мыслями не только о страданиях и победе своих предков, но также о том, каким хрупким может быть этот мир и какие усилия каждому из них предстоит приложить, чтобы это никогда не повторилось снова.

Но пока мы продолжаем рисовать войну. Мы продолжаем шагать на парадах, в которых все меньше тех, кто заслужил это право, но все больше тех, кто хорошо знает, что такое пиар. Пока на месте лагеря в Малом Тростенце все так же стоят одинокие камни и кресты.