Арт

«Хрусталь». Девяностые на экспорт

1980 Тарас Тарналицкий

Кадр из фильма «Хрусталь»

«Хрусталь» Дарьи Жук тянет на роль нового художественного камертона, эдакого мессии быстрого приготовления, которого так долго ждали. Чем хорош этот фильм и сможет ли он задать новую планку беларусскому кино? Разбираемся.

Жажда перемен – сакральная мечта любого уважающего себя беларуса, бережно хранимая у самого сердца не одно десятилетие. Несменяемыми идеалами у нас живут не только простые люди, но и целые индустрии. И национальная кинематография в их числе. Поняв, что ждать откровений от затянутого в болото госзаказов «Беларусьфильма» просто глупо, поредевшие ряды кинематографистов обратили свой взор к независимому кино. Разумеется, в поисках мотивирующего коуча, эдакого мессии быстрого приготовления, после картин которого беларусское кино больше никогда не станет прежним. Так, чтобы вжух – и красота.

В 2000-е им был Андрей Кудиненко, чья символическая притча «Оккупация. Мистерии» и барочный фильм ужасов «Масакра» переосмысляли в жанровой форме национальную идентичность. Его художественный жест оценили по достоинству, но знамя так и не смогли подхватить.

Через пару лет его место занял наш земляк Сергей Лозница, снявший в копродукции немногословную военную драму «В тумане» по прозе Василя Быкова. Фильм угодил в основной конкурс Канн, но хороший пример вновь не стал заразительным.

Теперь роль художественного камертона на ближайшее время отошла трагикомедии «Хрусталь», снятой беларусской американкой Дарьей Жук. Оснований так считать предостаточно: премьера в Карловых Варах, призы на Одесском и Выборгском кинофестивалях, в конечном счете скандальная номинация на «Оскар» от Беларуси – все это складывается в большую силу, налагающую еще большую ответственность. По плечу ли она «Хрусталю»? После просмотра кажется, что да.

Синий парик, красные пальто и колготки, черные ботинки на толстом каблуке. Своим ярким образом молодая минчанка Веля бросает вызов беларусам, по инерции живущему в мире советских правил. Но на дворе последнее десятилетие ХХ века – время свободы, ограниченной лишь рамками собственной морали. А еще тотальной безработицы и безденежья. Выбор, что делать, невелик – адаптироваться и попытаться выжить или покинуть навсегда руины догорающей красной империи. Юная бунтарка выбирает последнее, решая перебраться из Минска в Чикаго – столицу хаус-музыки, без которой девушка просто не может существовать.

Читайте также:

Преждевременная номинация. Почему выдвижение «Хрусталя» на «Оскар» может оказаться фальстартом

Дома ее больше ничто не держит. Патриотично настроенная мать, добросовестно отрабатывающая свою копеечную зарплату в музее ВОВ, иммигрантских порывов дочери не одобряет. Импульсивный бойфренд Алик мечтает лишь о двух вещах: организации очередной вечеринки в музее Азгура и новой дозе опиатов.

Загвоздка всего одна – чтобы получить вожделенную визу, Веле необходимо доказать, что она трудоустроена менеджером на хрустальном заводе. Для этого нужно втереться в доверие к провинциальной семье, где вот-вот сыграют свадьбу.

Насыщенная атмосфера середины 1990-х – главный козырь, успешно разыгрываемый авторами картины. Хаус-музыка в плеере Вели помогает ей сбежать из мира, где гопники в автобусе называют ее чучелом. Уборщица в туалете требует не ходить по помытому. В кафе обязательно нахамят, а на почте потребуют перейти из окошка номер один в окошко номер два, только потому, «что не мы придумываем эти правила». Скульптурный музей вождей коммунистического прошлого переливается кислотными цветами дискотечной цветомузыки, а на заднем фоне уже рвут глотку «Песняры».

Мир «Хрусталя» – эклектичный, иногда подчеркнуто гротескный, но не лишенный органичности. Детали, из которых сконструировано визуальное и смысловое пространство кадра, рано или поздно начинают узнаваться. Особенно людьми, знающими постсоветскую жизнь не понаслышке. В этом кроется еще одно достоинство фильма – он прокладывает мостик между Беларусью вчерашней и сегодняшней, между которыми, увы, удается обнаружить не так много различий, как нам бы хотелось.

Подводит лишь выбранная ностальгическая интонация. Определяя постсоветскую Беларусь в качестве не самого приятного места для жизни, режиссер подспудно испытывает мощную эмоциональную привязанность к этому месту. К своей малой родине. Именно поэтому весь происходящий на экране бытовой абсурд кажется не такими уж пугающим, а вовсе наоборот – очень даже милым. Комедия все сильнее теснит драму, в итоге лишая сюжетную развязку нужного драматургического накала. «Хрусталь» таит в себе потенциал брутальности, сравнимый с «Братом» Балабанова и «Теснотой» Балагова, но Жук решает его не реализовывать.

Выбрав надежду вместо безысходности, где каждый персонаж не останется у разбитого корыта, кино окончательно превращается из саркастичной истории об американской мечте в комфортную мелодраму про «где родился, там и пригодился». Авторы об этом прямо не говорят, но открытый финал позволяет интерпретировать «Хрусталь» именно в патриотическом ключе, который неподвластен идеологам на бюджетной зарплате.

Общему настроению вторит и вырезанный из прокатной версии эпизод, где героиня становится свидетелем массовой демонстрации: люди идут с растяжкой «Чарнобыльскі шлях» и во все горло скандируют «Свабоду! Свабоду!». Авторский взгляд здесь вынужденно капитулирует перед деловой необходимостью – без самоцензуры фильм не смог бы вообще попасть в кинотеатры. Компромисс в обмен на свободу – очень беларусская дилемма.

Впрочем, хуже от этого фильм ничуть не становится. Он действительно мастерски сделан, красиво снят и хорошо сыгран. Для отечественного игрового кино, которое часто невозможно смотреть, не скрежеща при этом зубами, это и правда прорыв. И даже фильм-сенсация, как дерзко охарактеризовали его кинопрокатчки. Все это важные слова, которые должны агитировать других беларусских режиссеров стремиться к сопоставимому результату.

«Калі казаць пра дзевяностыя, тады быў вельмі моцны пазітыў»

Помимо пересудов в кинематографической среде, «Хрусталь» вызвал сильный резонанс среди простой публики – только в Минске за первые четыре дня его посмотрело почти 6 тысяч человек.

Очевидно, что запрос на репрезентацию 1990-х – переломного момента для национальной истории – назрел в обществе. О нем как раз говорили на открытой дискуссии «Хрустальные 90-е: о культуре и духе времени», участниками которой стали режиссер «Хрусталя» Дарья Жук, киноаналитик Максим Жбанков и писатель Альгерд Бахаревич.

Дискуссия «Хрустальные 90-е: о культуре и духе времени». Фото: Тарас Тарналицкий

 

По словам Дарьи Жук, изначально у проекта появилась история, которая могла произойти только в то десятилетие:

«Она меня не отпускала. Это реальный факт – девушка подавала «липовые» документы в американское посольство на эмиграцию и очень долго пыталась эту ситуацию разрулить. Сперва система была аналоговая, потом компьютеризированная, а потом исчезло и само посольство. Поэтому произошедшее на экране могло произойти лишь в те годы. И для меня это было отправной точкой».

Далеко не все зрители посчитали фильм в достаточной степени беларусским, но автор категорична в позиционировании своего произведения:

«Если бы это было российское кино, там была бы абсолютно другая реальность. Там не было этих цветов, отношения между персонажами были жестче. Когда я эту историю развивала, то часто советовалась с родителями, которые объездили всю Беларусь, были в этих местечках. Все это было учтено и выверено. Я понимаю, что национальное кино – этот фильм, который должен быть обо всем и для всех. Но такого не бывает. Таких фильмов про девяностые должно появиться еще десять, и тогда мы сможем говорить об общем видении того периода. Честно говоря, я не стремилась в нем говорить за всю Беларусь».

Восприятие времени у всех индивидуальное и невозможно предъявлять претензии к чужому опыту. Об этом говорил писатель Альгерд Бахаревич, чью новую книгу «Мае дзевяностыя» публикует «Журнал»:

«Былі моманты, калі хацелася сказаць “не, было не так”. Я яшчэ не настолькі стары чалавек, каб забыць, як тыя часы выглядалі, як яны пахлі, якія былі колеры. З другога боку, чаму мы мусім патрабаваць выканання гэтых правілаў на сто адсоткаў – перадаць тую эпоху да апошняй дробязі? Не, фільм абсалютна не пра гэта.

Самая галоўная прэтэнзія, якую мы са знаёмымі доўга абмяркоўвалі, – наколькі гэтае кіно нацыянальнае. Мне ў ім натуральна не хапіла беларускай мовы, мне не хапіла Беларусі, таму што для мяне, як і для процьмы маіх сяброў, дзевяностыя гады – гэта час беларусізацыі, калі беларуская мова у Менску пачала прысутнічаць. Я з першых хвілін паглядзеў – там надпіс “Аптэка” быў. І мне здаецца, што гэта апошняе беларускае слова, якое я заўважыў у фільме. Між тым я не пагаджуся, што гэта расейскамоўнае кіно. Яно дзвюхмоўнае – там есць трасянка і расейская гаворка».

Читайте также:

Альгерд Бахарэвіч. Мае дзевяностыя

Память всегда лжет, поэтому, по мнению Максима Жбанкова, из «Хрусталя» получился неидеальный, но в чем-то интересный апокриф авторского мироощущения девяностых:

«Мы маем справу з абсалютна пераканальным вобразам “прымроенных” дзевяностых. Бо, насамрэч, безсэнсоўна спрачацца, было так ці не было. Аўтарка мае права рабіць так, як лічыць мэтазгодным. Іншае справа – ці пераканае гэта стужка нас. І ў мяне тут пытанне. Бо як на мяне, тут абсалютна штучныя героі, абсалютна не сымпатычная галоўная персона, не вельмі пераканальная драматургія. У дзевяностыя быў вельмі моцны пазітыў. Рэцэнзіі, якія ўзгадваюць “чырвоных чалавечкаў” Алексіевіч, робяць канцэптуальную памылку, якая прысутнічае і ў стужцы».

Ощущение отчания в «Хрустале», тотальной эмиграции, необходимости свалить – это история про конец 1980-х, а не про 1990-е, считает Жбанков:

«Тад былі часы надзеяў і неверагоднага ўздыму. Тэма эміграцыі зрабілася актуальнай у 1996 годзе, пасля першага рэферэндуму, калі пачалі заціскаць гайкі. І я абсалютна згодны, што такіх стужак павінна быць шмат, таму што 1990-я – гэта страчаныя часы для нашага мастацтва. Бо ў літаратуры больш-меньш штосьці было, у кіно – абсалютны зэро. І ў гэтым плане тое, што зрабіла Дар’я – выключная рэч. Упершыню артыкуліраваная візуалізацыя гэтых няпростых і шаленых часоў. І недапрацаванасць кінатэксту – на самой справе моцны крок, бо гэта пазначае далейшые рух для мастацтва».

Читайте дальше:

Преждевременная номинация. Почему выдвижение «Хрусталя» на «Оскар» может оказаться фальстартом

Хромая кобыла искусства. Почему смена директоров «Беларусьфильма» не ведет к переменам

Идет волна! Десять режиссеров, за которыми будущее беларусского кино

Комментировать